– Ваша мама, не была вашей принцессой, которую вы должны были оберегать и защищать. Не была она и богиней, защищавшей вас от реальных и вымышленных монстров. Лишь обычным человеком. Более того вы не знали ее. То, что вы держите в своей голове лишь детский образ, фантом, иллюзия, персонаж сочиненной вами сказки.

Врач заботливо по-отечески убрал волосы с лица юноши, и Катя увидела серые печальные глаза. Такие же, как и у нее самой.

– Максим, переверни последнюю страницу и поставь точку. Вот он реальный мир. Он был суров и несправедлив. Он отнял у тебя мать. Но послушай этот тихий вечер. Слышишь шелест дождя? Ты жив и реален. Живи и дальше. Здесь и сейчас. Твоя мать мертва, но ты все еще жив. Еще не поздно начать все сначала.

Гаврилов открыл стоящую на столе коробку.

– Вы вероятно думали, зачем я просил вас принести ваши игрушки и рассказывать истории, связанные с ними. И сейчас я все объясню.

– Это не просто флажок, с которым вы однажды пришли в детский садик, – сказал он, извлекая из коробки тот самый флажок, что должен был находится у нее в сумке. – Это тотем. Он связывает вас с образом матери, который вы создали у себя в голове. С моментом в прошлом. Это символ, что держит вас в плену.

Катя открыла сумку и не удивилась, не обнаружив в ней ни одной подобранной вещи – ни флажка, ни дневника – все они странным загадочным образом переместились в эту в коробку.

– Так же как этот ежик, – психиатр извлек игрушку жестом достойным фокусника. – И теперь вы должны оставить все это у меня. Вы пойдете по жизни дальше без них. И без того прошлого, что держит и терзает вас. Отпустите вашу мать и освободите себя. Я обещаю, что передам игрушки в хорошие детские руки, остальное будет храниться у меня. А вам они ни к чему. Вы теперь свободны.

2

2

Она подошла к сыну. Он сидел перед ней. Взрослый, но по-прежнему такой маленький и беззащитный.

– Макс, – из ее глаз брызнули слезы.

Гаврилов молча смотрел сквозь нее. Он видел только свет фонаря в саду за окном. Полосатая тень жалюзи лежала у его ног. Она не удивилась, не заметив своей. Наконец все встало на свои места.

Все это время она была лишь воспоминанием. Она не была ожившим мертвецом или приведением. А Тиховодск не был ни адом, ни чистилищем. Все оказалось гораздо прозаичней и от того ужасней.

Если она хотела когда-нибудь узнать, что такое ад материалиста, то – это он.

Надежда? На что надеяться, если после смерти ты даже не сможешь стать духом. Спасение? Тебя никто не спасет. Ты не нужен реальности.

Любовь?

Максим обернулся на ее голос. Качнулись длинные волосы. Его глаза тоже блестели от наполнившей их влаги.