С той стороны, откуда они пришли, вертолёт выглядел лишь слегка повреждённым, но с другой – возможно всё намного хуже. Пробит деревом корпус. Или радист оставил какой-нибудь след своего пребывания. Не давала покоя бессмысленность в поведении радиста. Зачем он, раненый, тащил трупы чёрт знает в какую даль? Мог бы и здесь закопать. Разрубил, чтобы легче было нести? Они были живы и умерли там? Чем он копал? Топором? Свихнулся, короче. Весь тот бред о якобы преследовавших его мертвецах тому подтверждение. Опять же, это «совокупляются». Вспомнив Спортсмена, Иван подумал, что ему в действительности, как и всем, сначала показалось, будто тот умер, а потом превратился в мерзкую тварь. Даже если так и было, что трудно представить, но реально предположить: не могут подобные монстры действовать разумно, тем более преследовать на значительном расстоянии.
Когда Командир с Шуриком, продираясь сквозь ивняк и сломанные стволы, завернули за вертолёт, пройдя прямо под хвостом, Молчун достал пистолет и протянул Марусе. Та осторожно приняла оружие и поджала губы.
– Иди. Надеемся на тебя, – он слегка приобнял её. – Ты сможешь. Затаись и наблюдай. Не высовывайся. Мы сами. Пистолет на крайний случай.
– Они ушли! – радостно шипел Борис. – Получилось! Провели мы его!
Девушка ткнулась лицом в твёрдое плечо, захотелось пустить слезу. Но они высохли. Она слишком много плакала за последнее время. Хватит!
– Надеюсь, что всё обойдется – сказала она.
– Побереги себя, Маша, – попрощался Балагур и, согласно намеченному плану, углубился в лес.
Молчун проводил до вертолёта. Гуттаперчевые кусты стегали по телу. Вот уже можно дотянуться, потрогать корпус.
– Надо торопиться, – шепнул Гена. – Ой, дверь заклинило! Не открывается!
Вход в вертолёт был запечатан наглухо, возможно, закрыт изнутри или при аварии смялось что-то в корпусе, спрессовав кабину.
– Что делать? – испугалась Маруся. Такого поворота они не предусмотрели.
– В окно. В кабине. Они так же полезут. Сюда. Давай подсажу, – он обхватил сильными руками за ноги, приподнял. – Ну как? Достала? Тянешься?
– Нет. Подожди. Отпускай, – она, проскользнув между рук, вновь оказалась на земле. Хотела сказать, что ей страшно, что не сможет подтянуться, наконец, боится порезаться или испачкаться об разводы гари. Но прочла в его глазах такое же беспокойство, но только за неё. Лицо было совсем близко, даже расплывалось, не попадая в фокус. Руки по-прежнему крепко сжимали бёдра. Неуверенность исчезла, вытесненная внезапным волнением. Глупая до бесконечности мысль: «Они обнимаются! Чёрт возьми, тут такая фигня творится, а они обнимаются!» – всколыхнула грудь. Она не поняла, как это случилось, но губы загорелись приятным теплом, подбородок царапнула щетина. Что я делаю? Что он делает? Сейчас придёт Командир и… Неважно как и почему. Неважно кто. Он ли, она ли поцеловала его. Уже всё кончилось. Чувствуя, как полыхают пожаром щёки, она попросила: