Светлый фон

Но самое противное в том, что ДРУГИЕ не позволяют своим жёнам и детям размазываться по колёсам самосвала, и это самая огромная НЕПРАВИЛЬНОСТЬ с его стороны. Страх вновь возможной неправильности действий, мыслей и ощущений состоял в том, что он опять что-то сделал не так. Возвращаясь в памяти к разговору с Костенко и дальнейшим событиям, пытаясь отследить детали, Борис вжал лицо в ладони, горбясь от понимания НЕПРАВИЛЬНОСТИ, вырвавшейся из-под зыбкого, но контроля, который называется – Я. Невозможно определить, зачем сбежал Шурик, почему умер Спортсмен и во что он превратился после смерти. Почему разбился вертолёт? А вот Молчун, хотя бродит наугад вокруг сказочек о телепатии и кознях дьявола, кажется, воспринимает неправильность как само собой разумеющееся.

Но самое главное – Борис и не желал всего понимать. Ему хотелось уйти, сбежать, как Шурику, не мешать. И то, что ему хотелось удрать из тайги и очутиться дома – тоже было НЕПРАВИЛЬНЫМ. Он просто трусит – ехидничало нечто внутри. Просто ситуация стала неуправляемой. Чувствовать это – становилось невыносимым.

Потому что он забыл.

Забыл о пожаре, о вертолёте, об учащённом сердцебиении при мысли о том, что ОНИ МОГУТ ВЕРНУТЬСЯ, ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ. Холодок пробегал по спине от понимания своего желания, чтобы так и случилось и одновременно – если ОНИ ВЕРНУТСЯ – это будет жутко НЕПРАВИЛЬНЫМ. Потому как ДРУГИЕ мёртвые не имеют привычки возвращаться.

Но если они вернутся, значит смерть – не что иное как переход из одного состояния существования в другое. Жизнь – ничто, смерть – нечто. Значит и он, в свою очередь, сможет вернуться. Потому что, несмотря ни на что, хотелось жить. А жить НАДО ВЕЧНО, ЖИТЬ НАДО ВЕЧ…

Когда толстяк у костра задремал, Отто открыл глаза. Вопреки присущей ему агрессивности, он предавался философическим размышлениям на тему – какими дебилами иногда могут быть люди. Этим чувакам надо сматываться сломя голову, а не шарахаться в поисках истин и ахать над ними. Вернее, ИМ НАДО БЫЛО СМОТАТЬСЯ РАНЬШЕ. Теперь поздно. И не потому что, в конце концов, он до них доберётся. Истребит, укокошит, несмотря ни на что. И на то, что тупорылый ЗАСРАНЕЦ начал колоться насчёт академика и его весёлых соплезоидов. Как иначе обозвать ПБО-41? Никто, даже сам Пантелеев, до конца не осознал последствий открытия века. Просто пара недоносков весьма неловко погрузили контейнер. Просто там оказался чёртов ТРОС, и одна из бесчисленных проволочек, составляющих его массу, невольно выпуталась из туго спеленатой скрижали, надломившись. Она проткнула контейнер подобно гвоздю, входящему в масло. И крохотной дырочки оказалось достаточно, чтобы углерод и спектр гамма лучей, словно в микроволновой печи, разогрели яичницу-болтанку, доведя её до кипения и взрыва.