Зажигалка охотно пожевала деньги и робко принялась за ветки. Аппетит приходит во время еды, и вскоре костёр приятно грел покрытые пупырышками гусиной кожи тела. Молчун приспособил над ним сооружение из веток, развесив на нём одежду. Какое-то мгновение они сомневались, стоит ли сушить всю абсолютно, но в конечном итоге, не так уж и важно не показать, что под ней находится, по сравнению с перспективой терпеть холодное и мокрое на теле ещё долгое время.
Выкинув раскисшую пачку, Молчун ругнулся:
– Сигареты к чёрту! – какое-то время рассматривал то, что огонь сделал с девушкой, присвистнул, – и досталось же тебе…
Красно-тёмные контуры ожогов пауками разместились на груди, плечах и бёдрах. Покачивающаяся над костром кофта подсказала Марусе, что если палка не выдержит и одежда упадёт в костёр, от этого хуже не будет. Когда они опять оденутся, то будут щеголять подпалинами и дырками в самых неожиданных местах, но это неважно. Быстрее бы просушилось. Потому как, несмотря на то, что костёр бросал тепло, со спины холод ещё не уступал своего первенства.
– Смазать бы чем-нибудь. Но аптечку я дома оставил, – грустно хмыкнул Молчун, продолжая коситься на обнажённую грудь.
Маруся надавила волдырь на стволе, и пихтовая капелька смолы скользнула на палец, развозюкав её по зудящему плечу, она стеснительно улыбнулась:
– Не знаю, поможет ли. Но приятно. Между прочим, у тебя такое лицо, словно всю жизнь работал у раскалённой топки. Хочешь, помажу?
Она выдавила ещё немного смолы и покрыла ей лоб Молчуна, который сразу же заблагоухал Новым годом.
Пахучих волдырей у пихты было много, костёр щёлкал обречённым сухостоем, одежда выпихивала из себя пар, обнажённые тела покрывались прозрачной смолой. Молчун осторожно размазывал её по груди Маруси и улыбался.
– Я такая смешная?
– Просто мы похожи на дикарей, совершающих ритуальный обряд перед тем как заняться любовью.
– Так в чём дело? – шепнула Маруся. – Тоже неплохой способ согреться.
– Но… нелепо, – Молчун не нашёл слов.
– Тебе что-то мешает? Что я была с другими?
– Нет. Просто… – и тут Генка почувствовал, что ему ничего не мешает. Ничего.
На все сто процентов…