– Тяну! Ага! Осторожно!

Девушка пинала осыпающийся щебень, зажмурившись шептала несуразицу: от «пусти больно» до «родной спаси», вставляя через каждое слово «мама». Руки, держащие её, дёрнули, постепенно захватывая плечи, кофту, джинсы. Ещё немного, и она лежала на твёрдой земле, рыдая вжималась в плечо мужчины, не забывая коситься туда, где от лодки осталась слабая радуга, осыпающаяся зелёными искрами.

Теперь они вместе. До конца, Так решила судьба.

Единственное, чего хотелось сейчас Марусе – напиться. Мокрая одежда и продолговатые потоки ветра заставляли не по-доброму вспоминать конструктора чудесной лодки за то, что тот не предусмотрел в ней сушку для любителей купаться в одежде. Полыхающий лес на том берегу стал форменным издевательством, когда они устали стучать зубами от холода. Синюшные дрожащие губы девушки непроизвольно вызывали раздражение, неудовлетворённость собой. Стоило ли выбираться из огня, удирать от чудовища, лететь со скалы, чтобы затем подхватить банальное воспаление лёгких? Молчун попытался разжечь огонь выуженной из холодно-липкого кармана зажигалкой, но та, наглотавшись воды, лишь всхлипывала брызгами тусклых искр. Стерев палец об кремень, он, наконец, вырвал из зажигалки слабое пламя, которое почему-то отказывалось есть в спешке наломанные ветки, не говоря о лежалой хвое.

Маруся виновато улыбалась, разглядывая комедийные попытки разжечь костёр. Едва осознав, что жива, она получила всё к этому прилагающееся – холод, в том числе. Жёсткая мокрая кофта царапала тело, и сознание мутнело, замерзая. Она давно знала, что надо сделать, пока Молчун возился с зажигалкой, попутно сдирая с себя штаны, но знание и желание шли параллельно друг от друга. Только вид ругающегося, суетящегося Молчуна, освободившегося от одежды, в мокрых трусах, колдующего над кучкой сломанных веток постепенно рассмешил настолько, что руки, наконец-то, захотели повиноваться. Она заставила их попытаться снять кофту.

Ещё зашивая в полутёмной избушке разорванные трусики, она невольно улыбнулась над природой, наградившей женщин хорошим сейфом. Всунутая меж грудей трубочка денег, почему-то не прихваченных зэками, конечно, промокла. Но не совсем. В центре её осталось несколько годных купюр, к которым влага забраться не успела, хотя остальные нуждались в продолжительной сушке. Но Маруся не была уверена, что захочет сушить эти деньги сейчас или когда-нибудь ещё. Присвистывая в стучащие зубы, обнажив бюст, она извлекла из лифчика трубочку аванса, вынула из середины относительно сухие купюры, а остальные, липко-мятые, просто выбросила на волю ветра. Тот покатил мокрые бумажки, расклеивая их по тайге.