Спортсмен умер часов через десять после схватки с мертвецом. Какое-то время понадобилось на перевоплощение. Шурик продержался примерно столько же, даже чуть побольше. Сашка сбежал ночью. Балагуру же понадобилось всего часа три! Бортовский, как решил Геннадий, подвергся столкновению с ПБО намного раньше всех – неделю назад, зато процесс перевоплощения снизился до нескольких минут. Значит ли это, что он раздвоился изнутри, и лишь смерть выявила уже конечный результат изменений? Молчун не очень был силен в физике и медицине, но на уровне элементарных знаний предположил, что инкубационный период зависит от количества попавших в кровь частиц ПБО-41. Командир стал слизнем, не подозревая об этом. Пугала мысль о том, что подобный белый червь, возможно, и представляет собой то, к чему стремится «предполагаемый преступник». Значит Спортсмен, Шурик, медведь и Борис со временем должны были стать червями?

Нет! Нельзя забывать об ошибке Пантелеева. Со временем они должны были стать ОГРОМНЫМ ЧЕРВЁМ!

Геннадий смотрел в серое небо, на плече посапывала девушка. Было холодно. Он продрог изнутри, колотила дрожь – глухая и непроходящая, как икота. Костёр отжил своё и сворачивался дымочками. Генка осторожно, чтобы не потревожить Марусю, поднялся, шатаясь, побрёл к берегу. Ветер обхватил обнажённое тело, противными пальцами сжимая мышцы до судорог. Постояв на отвесном берегу, чувствуя холод, Молчун закричал, обращаясь к бушующему через реку пожару:

– Ненавижу тебя, слышишь! Я убью тебя, сволочь! Я тебя достану!

Огонь равнодушно продолжал жрать пережёванные клочья тайги. Генка поплёлся назад, прикрывая лицо и срам от хлеставших веток.

– Какой я идиот! – бубнил он. – Прости, Господи. Ну надо же быть таким кретином! Никаких червей. Не должно было быть никаких червей. Пока не должно…

Марусе снился огонь. Они бежали от страшного создания, пересекая горящий участок тайги, но теперь всё было наоборот. Огонь сжигал их, а не чудовище. Довольно посапывая, ужасный медведь приближался. А она билась, запутавшись в паутине мухой, зарываясь в огонь лицом и руками, понимая, что горит. Видела чёрную, лопавшуюся и сползающую лоскутками кожу на руках. Но жарко не было. Было холодно. Могильно холодно.

Она бежала, горела и мёрзла. Генка исчез, возможно, спрыгнул в воду. Она помнила, что они прыгали с обрыва и этим спаслись. И стремилась повторить прыжок. Но – как бывает во сне – неожиданно для себя сделала противоположное. Вырвавшись на оголённую гранитную площадку, вместо прыжка в бездну, обернулась и замерла, ожидая приближения чудовища.