Ливень стегал, придавливая плечи, мокрая светлая тряпка отяжелела от влаги, в туфлях можно было купаться, не боясь, что начерпаешь. Вода вытекала из носа, отплёвывалась губами, даже слёзы разочарования были настолько холодными, что он принимал их за дождь. Обезьянки и листья пальмы на груди поникли неприглядными липкими завитками. «Зачем ходил в баню? – вдумчиво полувсхлипывал себе под нос Вовка. – Это самый сумасшедший душ в мире». Он шёл вдоль длинной стены из белого кирпича, уже не заглядывал в мокрые окна, к которым краешек солнца умудрился-таки набрызгать алого, и они подслеповато прикидывались зеркалами. Ему уже давно стало наплевать на Генку и всё на свете – скорее бы попасть внутрь, где сухо и прочно, где земля не превратилась в зыбкий поток. Он устал. Смертельно устал. Неожиданное спокойствие сжимало пропитанную дождём душу.

Увидав разбитое окно, даже не обрадовался. Просто меланхолично вполз в проём и очутился в просторном тёмном помещении. Рука скользнула по шершавой плоскости и не нашла края. Чуть позже нащупала круглую твёрдость, которая от толчка покатилась и брякнула чуть левее. Вода капала с волос, заливая лицо. Почти сразу сообразил, что стоит на четвереньках на бильярдном столе. Волочась, оставляя за собой лужи, слез. Глаза слегка привыкли к темноте. Он равнодушно осмотрел помещение, цепляясь взглядом за силуэты кресла, телевизора и шкафов. Снаружи брызгался проклятый водопад, шурша как триллионы крысиных лапок.

Володя заимел над головой крышу, скоро согреется, скинет мокрое, найдёт тёплое одеялко и мягкую кровать… Но уют показался неприятно-приторным: с ужасом Вовка обнаружил, что почемуто хочет обратно – в дождь, снег, ураган, извержение вулкана, только бы больше не оставаться здесь, рядом с тёмным бильярдом и гробницей шифоньера. Ещё немного и он почувствовал острую необходимость вопя зарываться в мокрое, пить холодные струи, подставлять им лицо – в надежде, что замёрзнут и расколются глаза. Но было поздно.

Темнота в кресле колыхнулась, оно отлетело с надсадным скрипом. Чёрное очертание быстро надвинулось, мешая дышать. Огромный, с кулак, насупленный красный глаз выпихнулся из неё, освещая капканы-челюсти. То, что Володя видел, могло существовать в фильмах ужасов, на худой конец – ночью на кладбище, но никак не рядом с ним. Впервые Вожорский встретил человека волосатей себя. Потом понял – не человека. Лохматое громоздкое существо передвигалось вертикально, растопырив мощные лапы. «Сюда залез медведь!» – Володя не знал, куда страшнее смотреть: на широкие когти или на красные сабли клыков. Мутный чудовищный глаз с треугольным зрачком осязаемо излучал внеземную ненависть ко всему сущему. Рыжие клочья шерсти объёмно расширяли вытянутую пасть, разверзающуюся перед ним.