– Видел, и что? – сказал Леха. – Что из этого? Пусть его судят по закону. Мы же не на Диком Западе.

До Миши доносились обрывки фраз. Ему было интересно, о чем спорят парни. Ему казалось, что они обсуждают что-то важное. Но он то нырял в океан, откуда до него доносилось только далекое бурчание, то выныривал и улавливал нескладные окончания предложений. Он хотел переспросить, о чем речь, но вовремя себя останавливал. Вряд ли кто-то бы стал ему пересказывать, что только что обсуждалось. А может, мама?

«Мама, что они обсуждают? Почему не везут меня в больницу? Почему не везут меня в полицию?»

– Ой, сынок, тут очень интересно. Вот этот парень, – она ткнула в Сверчка, – твой палач, а вот этот, – клюка показала на Лешу, – он твой адвокат. Только тебе не повезло, адвокат у тебя молодой и неопытный. У него это первое дело. Так что ты уж не надейся особенно.

«Палач? Почему палач?»

– Сейчас мы все узнаем. Наберись терпения.

Миша снова нырнул. Чуть не задохнулся. Каждый следующий нырок становился длиннее предыдущего.

– Леха, если тебе не нравится, вон, отвернись, сходи на поляну, пособирай цветы, сделай венок. Понял? – сказал Сверчок.

– Ты че, бабой меня назвал? – спросил Леха, выпятив грудь.

– Застрели его, если ты не баба.

– Салават, скажи ему, – сказал Сверчок, обратившись к самому большому.

– Не мешай, друг. Правда. Хуже будет, – сказал Салават.

– Да вы чего, парни! С ума сошли. Сами в маньяков превратились?

– Иди ты.