– Пусть с вопросом, насколько он психопат, всё же доктора разбираются, – предложил им Сухов.

– Ну да, – кивнул Форель. – Совершенно дееспособный психопат. Вне какой-либо гуманистической парадигмы. В том смысле, что полная дегуманизация: для него люди – лишь функции или даже отражения его самого.

– Человек-желудок, человек-вагина, – Ванга бросила на него прямой, чуть насмешливый взгляд.

– Как ни странно, именно так. Поэтому – обладание. В том числе, и в крайней форме тоже. Они все с ним, кого он убил. Как бы… шаги, ступени к супергерою, он возносит их с собой.

– А куда? – вдруг отвлёкся от раздумий Сухов. – Это может быть физически объективизировано? Или только внутри его больного ума? Простите, кто о чём, а лысый о расчёске: искать можно?

– У меня в романе есть такое место… Он называет его…

– Счастье? – улыбнулась Ванга.

– О, запомнили, – Форель ей покивал. – Он, конечно, абсолютно свихнулся, и в своих предсмертных видениях, перед тем, как взлететь, пробив лёд, супергероем, он уверен, что чуть ли не облагодетельствовал всех, кого убил. Испытывает к ним что-то типа чудовищной формы нежности, такая жуткая любовь обладания. Опасный аспект любви, гипертрофированно доведённый до своей противоположности.

– Но это всё же книжный персонаж, – указал Сухов.

– Ну да, немножко увлёкся. Простите, – согласился Форель. – Просто пытаюсь нащупать…

– Обладание… – Сухов щёлкнул языком. – И вы утверждаете, что он… и нас втянул в этот круг?

– Предполагаю только, – сказал Форель. – Да, обладание. Но у каждого и нас своя функция. Вы – игра, соперничество, опасная игра-борьба, ребусы. «Поймай меня, если сможешь». Я – книги, возможно, то, что смог думать, как он, представил, как работает его, конечно, больной хищный ум; отсюда интерес, сюжеты… Тоже игра, в конечном итоге. В каком-то извращённом смысле, он нас даже уважает, поэтому и снизошёл до общения с нами. Как уважают противника, которого при необходимости убьют, не задумываясь.

– Поэтому, как вы выразились, «семья»? Ведь ваш термин? – отметила Ванга. – Мы части его этой бредовой «семьи»?

– Очень приблизительный термин, – Форель постучал подушечками пальцев по краю стола. – Да, в этом смысле мы для него важны. И это может стать опасным для наших близких. Они тоже часть «семьи», но функции, которые можно переставлять как угодно. Ольга очень удобна, чтобы манипулировать мной. Ксения, уж простите, Сухов, – прямой и самый короткий путь к вам. Пока конструкция прежняя, и функции определены – всё нормально. Но стоит чему-то измениться… Я вовсе вас не пугаю, но мы все на грани. Поэтому так опасно, что вас отстранили. Я бы очень хотел ошибаться, но…