Он протянул ей мобильник:

– Звони.

Выгнувшись, чтобы не подходить слишком близко, Соледад взяла телефон.

– Спасибо.

Дверь в спальню уже открыли, чтобы не задохнуться от духоты; свет внутри не горел. Сразу за порогом возникли фигуры Ребеки и Луки: они лежали обнявшись и видели сны; когда-то Лидия возражала против такой близости, но все ее опасения остались далеко в прошлом. Соле сделала два шага в глубину спальни и присела на корточки рядом со спящей сестрой. Она не знала, стоит ли ее будить.

– Ребека, – позвала она шепотом, легонько дотронувшись до девочкиного плеча.

Лука внезапно распахнул глаза, но сестра по-прежнему спала.

– Прости, – сказала Соледад.

Но мальчик уже провалился обратно в сон. Она потрясла плечо сестры чуть сильнее:

– Ребека!

Та глубоко дышала и не шевелилась. Тогда Соледад встала, тихонько пробралась через квартиру к лестнице и снова вышла на улицу.

Пошарив в кармане, она выудила крошечный, сложенный квадратом кусочек бумаги, на котором был номер больницы. Забила его в мобильник. Наконец с третьей попытки в Государственной больнице Сан-Педро-Сула зазвонил телефон.

– Алло?

Звонок переключили несколько раз, но потом Соледад наконец услышала в трубке знакомый голос медсестры Анхелы. Плечи и шея Соледад напряглись. В последующие годы, оглядываясь на прошлое и заново переживая этот момент, она решит, что все понимала еще до того, как ей сказали. Даже до того, как слова сорвались с губ медсестры и, преодолев многие-многие мили, вылетели из телефона на другом конце континента; до того, как эти слова взлетели по радиовышке в космос, прошли через спутник и снова вернулись на землю – в тот самый мобильник, который девочка одолжила на северной границе и теперь прижимала к уху. Соледад решит, что знала обо всем задолго до того, как Лоренсо вручил ей свой телефон: с того самого момента, как впервые очутилась в Ногалесе; как обхватила руками решетку пограничного забора; как села на грязный холодный унитаз в Наволато, чтобы вытолкнуть из себя труп нежеланного, но все же любимого ребенка; с тех пор, как впервые ощутила под собой звяканье и бряцанье Зверя; с тех пор, как ее впервые изнасиловал Иван, а может, даже раньше, даже до того, как она уехала в Сан-Педро-Сула, – но еще когда отец сажал ее на плечи, а она клала крошечные ручки на его потный лоб и смотрела, как он с помощью мачете прорубает дорогу сквозь облачный лес. Соледад решит, что знала обо всем с того самого дня, как родилась, с того самого момента, как отец впервые взял ее на руки, заглянул в ее прекрасное лицо и в глазах у него была любовь, одна любовь, только любовь.