Вчера вечером, заметив, что у нее нет ступни, он тихо поднялся обратно наверх и его вырвало всухую над раковиной. Потом он снова спустился в подвал и начал искать ступню, а найдя ее в углу, отнес на улицу и закопал. Распятая птица сначала его не беспокоила, однако в последующие дни у нее появилась компания: две мыши, три таракана, оса, несколько мотыльков. Их сухие маленькие тельца висели, как произведения искусства. Она даже вытащила кости из трупика мыши, приклеив их к столбу столярным клеем в виде какого-то мистического иероглифа.

Шон был испуган его чуждостью. Он был испуган, потому что для нее этот иероглиф что-то значил, а для него не имел никакого смысла.

Она смотрела что-то по телевизору с выключенным звуком: мужчины в костюмах разговаривали друг с другом за столом. Они выглядели очень серьезными.

– Она хочет приехать домой на выходные, – сообщил Шон. – Я сказал, что можно.

Она отвела взгляд от экрана и повернулась к нему. Свет от телевизора отражался маленькими голубыми квадратами в ее глазах, которые начали затягиваться молочной пеленой. Было все сложнее различить, что один из них косит, и поэтому Шон чувствовал себя увереннее, разговаривая с ней.

– Хезер, – сказала она. – Мне нравится Хезер.

Он запустил пальцы в ее волосы, заправил темный локон за ухо.

– Конечно, она тебе нравится, милая. Ты ведь помнишь ее, да?

Она недоуменно посмотрела на него, потом наморщила лоб.

– Она раньше здесь жила.

– Правильно. Она поступила в колледж и теперь живет там. Она – наша дочь. Мы любим ее.

– Я забыла.

– И меня ты тоже любишь.

– Ясно.

Она снова уставилась в телевизор. Один из мужчин успел встать и смеялся так сильно, что у него покраснело лицо. Его рот был широко распахнут. Он был готов поглотить весь мир.

– Ты можешь это сказать?

– Что сказать?

– Что ты любишь меня. Ты можешь мне это сказать? Пожалуйста!

– Я люблю тебя.

– О, милая, – сказал Шон и прижался к ней головой, не разрывая объятий. – Спасибо. Спасибо. Я тоже тебя люблю.