Голос Дуплета, этого извечного весельчака и балагура, начал вдруг приобретать, к удивлению его слушателя, неизвестные и неслыханные дотоле интонации страсти и убеждённости, сугубой серьёзности и скрытой угрозы. А в его взгляде, быстро и вскользь брошенном, Шалаш уловил некий тихий, злобный и постепенно набиравший силу огонь, полыхнувший вдруг на него и воспринятый им с невольным трепетом и содроганием.

Однако Шалаш был человеком мужественным, умел справляться с эмоциями и, главное, имел свой собственный стержень и собственное отношение к жизни. Не желая вступать в полемику и стараясь лишь добиться большей откровенности от своего собеседника, он медленно пробормотал, как бы уясняя для себя услышанное:

— Вернулись на своё изначальное место, говоришь? То есть — к обезьяне? И «йеху», по-твоему, — это человек, вернувшийся домой?

Дуплет в ответ усмехнулся и, казалось, с готовностью проглотил наживку.

— Эх, сколько их было-то, великих сатириков и обличителей! — продолжал Дуплет голосом, который стал приметно тише и глуше. — Все эти Аристофаны, Вольтеры, Гоголи, Салтыковы-Щедрины и прочая. И все-то бичевали, все-то разоблачали социальные язвы и уклонения от нормы. Все-то выявляли недостатки в обществе, в государстве, иные — даже в целых нациях и народах. Но ни один из них так и не смог подняться до высоты Свифта, единственного из людей, кто возвысился над общим уровнем язвительного критиканства и осмелился бросить всем нам в рожу страшную и последнюю истину о человеческом роде. Истину о том, что неисправимо порочен сам человек как биологический вид! Истину о том, что нет на земле более мерзкой и отвратительной твари, нежели Homo sapiens, твари настолько гадкой, ошибочно рождённой и обречённой на вымирание, что все остальные животные с первого же взгляда проникаются к этой твари имманентной и генетической ненавистью — как к наихудшему творению природы! Истину о том, наконец, что человек как раковая опухоль планеты, которая всё вокруг себя изничтожает, загаживает и пачкает, недостоин жить и должен быть умерщвлён без всякой жалости, но с чувством гадливости и облегчения! Своей ненасытимой злобой, властолюбием и самолюбием, мстительностью и лживостью, коварной хитростью и развратностью, чревоугодием и расточительностью, безумием страстей и маниакальной жестокостью, любовью к ненависти и ненавистью к любви, ужасающей нечистоплотностью и стремлением убивать, истреблять, уничтожать всех вокруг без разбору, включая людей и иных живых существ — всеми этими качествами, исконно присущими и потому необоримыми, люди сами обрекли себя на вымирание! Да, это воистину так!