– Так, а чего ради сама игра-то? – недоумеваю.
– Просто ради игры, – разводит руками Женя. – То есть, дети настолько потеряны, настолько лишены внимания и настолько боятся иметь дело друг с другом – настоящими, живыми, – что скорее будут выполнять задания каких-то козлов, чем начнут нормально социализироваться. Им кажется, что они уже в какой-то тусовке, в движняке, и это их заводит.
– В наши годы…
– Было то же самое, но проще было спрыгнуть с бетонного блока на спор, – отрезает Женя. – Или как ты тогда, на велосипеде поехать в Кандалакшу – тоже на спор, кстати.
– Ой, не вспоминай, – морщусь я, словно ударившись мизинцем о дверь.
– Да, че уже там. Помню я лицо твоего папки, – Женя изображает избыточно удивленное лицо и понижает голос. –
– Странные вопросы были у него, – смеюсь.
– Да, конечно, такой шок у человека. И как еще тебя нашли на трассе, а не в медведе.
Мы от души смеемся над этим случаем и над своим детством, в котором веселья хватало. Но никто из нас не собирался прыгать с крыши или резать вены в десять лет. Или, может, просто нам никто этого не предлагал. На спор, опять же.
– Так что, ты это… – успокоив смех, из-за которого на нас уже стали оглядываться, продолжает Женя, – следи, в общем, за дитем.
– Да ну, – небрежно взмахиваю рукой. – Ей еще и трех нет, какие там группы «вконтакте».
– От трех до десяти – один шаг, так сказать.
– Очень смешно, – с укоризной качаю головой.
– И да, ты знаешь, на что я намекаю. Ирка, когда ты включишь голову, а?
– Не понимаю, о чем ты, – поглядываю по сторонам, вроде как в поисках туалета или вроде того.
– Я каждый раз говорю тебе одно и то же. А ты что?
– А что я, Жень? Я тебе уже не раз объясняла.
– Что он – отец твоего ребенка, и что все это подставы и бла-бла-бла, так?
– Жень, ну, не надо опять, мы ведь поссоримся.