– Что значит – в отделении? Из-за чего?
– Послушай, это липовое дело. Но я знаю, что кроме тебя мне никто не поверит. Ты можешь приехать?
– Да, конечно. Конечно. Но как так?
– Долго объяснять. Приедь, пожалуйста. Все, больше не могу говорить. На мой телефон не звони.
Связь прерывается, и я хочу сесть, но ноги не сгибаются. Несколько дней назад у меня было какое-то дурное предчувствие, но на тот момент оно не оправдалось, и я забыла о нем. Видимо, напрасно.
Неужели снова это дело, из-за которого его лишили прав? Что за чушь? Мы и так отдали слишком много, и я не понимаю…
Плевать. Сейчас нужно просто собраться и поехать. Звонить кому-либо времени нет, разве что…
– Блин, ну как же так, – бормочет кто-то, и я узнаю свой голос не сразу – истеричный, растерянный, плаксивый.
Немного пометавшись по кухне и прихожей в поисках то ключей от машины, то ключей от квартиры, то кошелька, хотя все это лежало на одном месте, я снова хватаюсь за мобильник, включаю экран, но никому не звоню и откладываю телефон туда же, на полку в прихожей. Оставить ребенка одного я не могу, поэтому приходится вытащить мою малютку, переложить в автокресло, собрать все необходимое и выйти. К счастью, Манечка сегодня нагулялась и спит, как убитая. А у меня очень забавно немеет лицо. Все сильнее и сильнее – в основном, левая сторона. Давно такого не было. С тех пор, как появился этот шрам на лбу, который сейчас тоже начал напоминать о себе – чесаться, – хотя уже давно затянулся.
Лифт идет предательски долго, и я успеваю несколько раз включить экран телефона, поискать нужный номер, закрыть справочник и выключить экран. Это может быть ошибкой, слабостью, которая может дорого стоить. По крайней мере, сейчас мне так кажется. Вообще-то, мне кажется, что наступает конец света, и из лифта я выйду в один из кругов ада, но это уж так, легкий антураж. А из фактов есть то, что мой любимый человек – один из
Уже в машине меня срывает окончательно, и я набираю номер Игоря.