– Ты домой? – Алина немного нервозно облизывает губы и переминается с ноги на ногу.

Конечно, она ждет правильного ответа. А я понятия не имею, что придумать на этот раз. Я не прикасаюсь к ней уже черт-те сколько недель, потому что даже спустить вручную стало для меня чем-то вроде русской рулетки, в которой только одно место в барабане свободно. По сути, можно закинуться обезболивающим, и хуже не будет, но сложность, на самом деле, не в этом. Сложность в том, что у меня едва стоит, и это, конечно, не связано с самой болезнью, а скорее – с моей неуверенностью в том, стоит ли вообще начинать, а потому я совершенно не хочу вовлекать Алену в унылый процесс экспериментального секса с грядущим импотентом. Все же, я ее люблю, и мне чертовски хотелось бы сначала вылечить это дерьмо.

– Да, что-то я сегодня подустал.

– Что у тебя с работой? – она скрещивает руки на груди и чуть поднимает тон. – Ты словно полуживой в последнее время, ей богу.

– Да, такой период… – снова пытаюсь найти хоть какую-то вменяемую конструкцию, чтобы как можно эффективнее и художественнее уложить лапшу на маленькие, украшенные тонкими золотыми сережками уши Алены. – Заказов море, штата не хватает…

– Что с нами происходит, Федя?

В этот раз она явно настроена серьезно. Никогда еще Аверин не был так близок к провалу. И чертовы боли опять обостряются.

– Послушай… – я совершенно напрасно тороплюсь с тем, чтобы хоть что-то сказать, потому что в голове гуляет ветер, огибая пики боли, рези и спазмов.

– У тебя кто-то есть? Вот только честно. Тебя кто-то утомляет? – плотный, крепкий голос, которого я никогда в исполнении Алены не слышал; она всегда звучала гораздо нежнее, даже когда была откровенно недовольна.

– Ты думаешь, я мог бы таить это от тебя? Думаешь, стал бы?

– Я не знаю, что думать сейчас. Я тебя – такого, каким я тебя вижу последние месяца два, – не знаю.

Хочу посмотреть ей в глаза и сказать что-то, что ее успокоит. В принципе, ее можно успокоить только посмотрев в глаза – это ее фишка. Любая примитивная дичь из области типовых извинений становится работоспособной, если смотришь ей прямо в глаза. И вот именно сейчас, когда нужно спасти это жалкое утлое суденышко, которое на всех парах мчится в сторону айсберга, убившего Титаник, я не могу поднять взгляда, а смотрю куда-то в сторону ресторана, и уже через две минуты подъедет «убер», а я все еще не знаю, чем для меня закончится этот разговор.

– У меня никого, кроме тебя, нет, – выговариваю полушепотом, чтобы просто заполнить пустоту. – И я не знаю, есть ли у меня ты.