– Ты прикинь, Сашку Мельникова уволили по статье, за коммерческий шпионаж, – Ольга наивно считает, что эта новость должна меня поразить до глубины души. – Докопался, блин. Теперь еще, говорят, его могут посадить.

– Круто.

Каждый копает, где может и как может. Я никогда не осуждаю тех, кто добывает деньги преступным путем – разве что, тех, кто обирает инвалидов, пенсионеров – то есть, немощных, неспособных сопротивляться. В наших краях стать по-настоящему успешным человеком без подвязок – примерно как построить коммунизм. План на теории есть, но с реальностью общего имеет меньше, чем ничего. Я тоже на свое место, конечно, упал не с улицы. За моими плечами институт, получение пожизненного отвода от всякого дерьма вроде армии и сборов, старания родного дядьки, пообещавшего после гибели моих родителей, что я не пропаду. Его усилиями я и попал не на место сраного стажера в захудалой двухэтажной конторке с окладом, достаточным на оплату кредитов за «фокус» и «однушку» в Девяткино, а в приличную организацию на солидных условиях. От дядьки я получил одно-единственное наставление, и звучало оно: «Не охеревай». Большего и не требовалось. Я не прыгал выше планки, а планка методично поднималась, и все были довольны.

Я и сейчас, вроде как, доволен.

Вспомнив тот ужин в «Двух палочках», я сразу вспомнил другой – несколько месяцев спустя, в «Траттории Роберто» на Фонтанке. Тогда я вроде как случайно задал Ольге вопрос – знакома ли, мол, она с одним пареньком, моим дальним родственником, недавно переехавшим в Питер. Она сказала, что нет, что никогда его не видела. У меня же информация была несколько иной. Тогда я испытал это омерзительное чувство, которое ненавижу до глубины души. Оно вырастает само собой и начинает манипулировать мной, вне зависимости от разумных контраргументов в его адрес. Сейчас оно стало слабее, но память четко рисует его портрет.

Удушье. Ощущение, что желудок и пищевод сжались, и аппетит, даже если он и был, пропал начисто. Кусок не лезет в горло. Я ощутил тогда это все сполна, замолчал, и спустя пару минут Ольга осторожно поинтересовалась, в чем дело, а я промолчал, потому что счел нетактичным начать устраивать ей допрос, тем более, что ничего криминального я не узнал, и раскалывать ее было, по сути, не в чем. Ну, кроме того, что она завуалировала определенный вечер, в течении которого тусовалась в странной компании, тогда как я предполагал, что она с подругами. Сильнее всего меня коробило то, что этот вывод я сделал сам, и что тогда она не говорила мне, что не будет яшкаться с компанией из пятерых пьяных ублюдков с вечно распухшими яйцами и двух невменяемых шалав гостиничного типа. Но никаких фактов против ее верности не было, и я заткнулся. Подавил в себе ощущение уязвленности, горечи, мимолетного разочарования. Выпил еще вишневого сока. Откинулся на спинку стула. Снял галстук. Приклеил к лицу благородную мину человека, любующегося своей женщиной и счастливого от факта обладания ею.