Она сделает все для того, чтобы положить этому конец. Она выйдет замуж за пророка, и когда он будет спать в их общей постели, возьмет его кинжал, вырежет на руке сигил и покончит с этим раз и навсегда.
– Можете дать мне печать, если вы так того желаете. А можете приковать меня к костру, облить керосином и зажечь спичку. Но этого все равно будет недостаточно, чтобы спасти вашу жизнь… и вашу презренную душу.
Пророк дрогнул, и Иммануэль с ужасом наблюдала, как он занес руку и схватился за рукоять священного кинжала. Когда его взгляд упал на нее, она попятилась и завалилась на край кровати. Но бежать ей было некуда.
– Я, кажется, ясно изложил свои намерения, – сказал он и, к облегчению Иммануэль, убрал руку с кинжала и вернулся на свое место за столом, хромая и сипя. – Я достаточно долго терпел. Но я повторюсь еще раз, чтобы между нами не возникло недопонимания: твоя жизнь и жизнь Эзры всецело зависят от твоего решения на завтрашнем суде. Я предлагаю тебе вернуться в свою камеру и подумать над моим предложением. А утром, если ты все-таки захочешь пощады, то будешь держать свой язык за зубами и сделаешь правильный выбор.
Глава 36
Глава 36
Утром в день вынесения приговора Иммануэль проснулась с именем Эзры на устах. Всю ночь он являлся к ней во снах, и даже после пробуждения его лицо продолжало стоять у нее перед глазами.
Считаные секунды спустя, после того, как она поднялась с пола и повыдергивала сено из волос, на пороге камеры появился один из стражников пророка.
Он сказал только:
– Пора, – и протянул ей черствый кусок черного хлеба через решетки на двери камеры. Завтрак.
Иммануэль помотала головой. От одной мысли о том, чтобы проглотить что-то помимо пары глотков воды, ее начинало мутить. Дрожащими руками она разгладила складки на юбке.
– Я готова.
Они пошли короткой дорогой: вниз по коридору и вверх по лестнице, ведущей в основную часть дома, и сразу оказались в холле. Этот маршрут Иммануэль знала лучше всего – и именно им могла бы воспользоваться, если бы когда-нибудь ей представилась возможность устроить побег. Оттуда они ехали на повозке через холодную мглу равнин, мимо дымящихся пепелищ отгоревших погребальных костров, мча во весь опор под беззвездным небом.