Иммануэль физически ощутила перемену в настроениях. Не было слышно ни звука. Ни плача младенца, ни детских капризов. Ни единого вздоха, ни единого удара сердца.

– Ты предлагаешь ее помиловать? – переспросил апостол Айзек с лицом, искаженным гримасой отвращения. – Вместо наказания за все ее грехи и преступления, ты предлагаешь впустить эту ведьму в свою жизнь?

– Я бы предложил отдать и свою собственную жизнь в обмен на прекращение этих бедствий. Чего бы ни потребовал от меня Отец, я готов на все, если это положит конец нашим страданиям. – Пророк провел рукой по голове, словно тянул время, необходимое ему, чтобы собраться с силами. И когда он продолжил, его голос взметнулся до самых стропил. – Мы очищали, мы жгли, и это ничего не изменило. Отправив девушку на костер, мы не положим конец своим страданиям. Она связана с силами тьмы Матери телом и душой, а значит, мы должны найти способ разорвать эти нечестивые узы. Я взмолился, простершись ниц у Отцовых ног, я просил его дать мне ответ… научить меня, как прогнать это зло, что обрушилось на Вефиль из-за нее, и он дал мне ответ. Есть только один способ очиститься от зла, сотворенного этой ведьмой: поставить священную печать, связывающую жену и мужа, мужа и Святого Отца. Во имя искупления своих грехов, она должна вступить в союз со мной. Это единственный выход.

Пророк снова повернулся к Иммануэль, и его грудь оказалась в нескольких дюймах от алтаря.

– Ты согласна с условиями своего приговора?

В соборе воцарилась тишина. Тьма тесно прижалась к окнам.

Скоро все закончится.

Иммануэль склонила голову, обвив руками живот, словно не позволяя себе развалиться на части. Подняв глаза и встретившись взглядом с пророком, она выбрала свою судьбу.

– Согласна.

Глава 37

Глава 37

В последний раз я его видела, когда он был привязан к столбу на костре, руки скованы за спиной, голова опущена. Он не смотрел на меня. Даже когда я звала его по имени, перекрикивая рев пламени, он не смотрел на меня.

Той ночью Иммануэль не вернулась в темницу. Когда судебный процесс завершился, ее передали на руки женам пророка, и те переправили ее по темени обратно в Обитель, а там отвели в изолированные покои, где она должна была оставаться до церемонии печати.

Комната принадлежала Лии. Иммануэль чуть не рассмеялась от такой иронии судьбы, когда увидела ее имя, краской написанное на планке двери. Сейчас комната была обставлена скудно, от Лии не осталось и следа. Большая железная кровать. Рядом – столик, на котором располагались таз, кувшин и карманный экземпляр Священного Писания. Над кроватью – зарешеченное окно, запертое висячим замком. Свеча на тумбочке у двери дрожала, отбрасывая на стены длинные тени.