– Мир сдал, – бормотал Элай. – Прогнил насквозь. Его сожрали черви, словно яблоко, чавк-чавк. Лучше оставаться здесь, чем вернуться туда, это я тебе точно говорю. Здесь безопасно. Мир разваливается на части, но колесо вращается, колесо ломается и…

Вот он!

Элай стоял прямо перед Оливером.

Опустив голову.

Тихо бормоча себе под нос.

«Ну же, Оливер, давай!»

Кряхтя от напряжения, Оливер поднял кирку, замахнулся…

Жжжах! Все равно что вонзить нож в жирную тыкву. Острие кирки погрузилось глубоко в голову Элая. Оливер почувствовал, как крушится череп.

– … чинится-а-а-а… – простонал Элай.

Прежде чем рухнуть на землю.

Вскрикнув, Оливер выпустил кирку. Та упала вместе с телом, застрявшая в голове. Оливер отпрянул назад, ужаснувшийся сделанному. Хотя он не видел последствий своего преступления, он чувствовал маслянистый запах крови, а затем, как и обещал Элай, распускающееся зловоние дерьма. Потом Оливер ощутил чуждое, безумное чувство, поднимающееся подобно пузырькам в газировке. Он рассмеялся. Потому что: «Пошел ты на хрен, Элай!» Потому что: «Ты сумасшедший придурок, чудовище, мерзкое дерьмо!», такой же, как отец Оливера, такой же, как отец самого Элая, – чудовище во мраке, прячущее свет, выдающее его мучительно маленькими дозами. Смеясь, Оливер подсел к убитому. В темноте он наткнулся плечом на рукоятку кирки, и подбородок мертвеца скользнул по жесткой неровной земле.

– Ой! – воскликнул Оливер и снова хихикнул.

Он стал ощупывать труп в поисках добычи – сначала правая рука, вниз до кисти, ничего, затем левая рука, но и там тоже ничего. Нет, нет, нет, где лампа?! И в груди у Оливера зашевелился страх, что он совершил ошибку. Сначала ему нужно было определить, где лампа; теперь она могла быть где угодно. Возможно, Элай где-то спрятал ее, в глубине тоннеля, или за камнем, или…

Или она лежит под ним.

Передвинуть Элая было совсем нетрудно – он оказался легким, словно вязанка хвороста. Оливер откатил его в сторону – и вот она! Он поспешно схватил лампу…