Она вообще ничего не увидела.

Мрак был кромешным, воздух был спертым, глаза ей резала пыль. Ноздри заполнял запах земли: свежевыкопанная картошка, кроссовки, облепленные жидкой грязью, куртка, намокшая под дождем, а затем забытая, покрывшаяся затхлой плесенью. Пальцы Блю прикоснулись к ткани внутренней обивки чемодана; она оказалась шероховатой, покрытой песком и комочками засохшей грязи.

Запястья у нее по-прежнему были связаны, согнутые в коленях ноги скрючились под телом. Блю лежала на боку, свободного пространства хватало, только чтобы сдвинуться на несколько дюймов вправо и влево, не больше, но она его использовала. Нужно будет постараться разорвать шов чемодана, ударив по нему изнутри. Блю принялась извиваться и брыкаться, чувствуя, как чемодан ездит по полу, однако тюрьма, в которой она оказалась, была упрямой и прочной, и внутрь нее проникало очень мало кислорода.

Как быстро закончится воздух? Блю этого не знала, и неопределенность была так же ужасна, как и уверенность в том, что это обязательно произойдет. У Блю начинала кружиться голова: что это, действие снотворного или последствия удушья? Руки и ноги у нее онемели: они так туго стянуты скотчем или же ее организм бережет кислород для жизненно важных органов?

Блю вытянула руки так, чтобы дотронуться пальцами до крышки чемодана, и, двигаясь дюйм за дюймом, наконец нащупала шов. Она разорвет его ногтями. Она обязательно выберется отсюда.

Страх, петлей сдавивший ей шею, затянулся туже.

В шве не было разрывов, слабых мест, надежды на выход.

Из горла Блю вырвался утробный стон, она широко раскрыла рот, чтобы закричать, но не смогла закричать, не смогла завопить, не почувствовала ничего, кроме ужаса в грудной клетке, такой же тесной, как и внутренность чемодана. Ни света, ни воздуха, ни возможности выбраться. Выбраться отсюда нельзя.

И голос.

«Я здесь, рядом с тобой».

И тут Блю закричала, испустила звериный рев. Она принялась брыкаться, колотить коленями, царапать ногтями внутреннюю обивку.

«Я здесь».

Невозможно.

«Я тебе сейчас покажу».

Нет.

«Сюда!»

Бесполезно – никакого выхода нет.

И тут Блю почувствовала это.

Пол стал мягким, в угольно-черной темноте забрезжил свет.