Буридан перелил содержимое пузырька в свой кубок.

– В таком случае, – проговорил он, – я его выпью, и выпью один, в честь сей дивной незнакомки… Кто знает, может, он подействует на меня самым благоприятным образом?

– Или же пагубным! – рассмеялся Готье.

– Не пей, Буридан! – серьезно промолвил Филипп.

– Это еще почему?..

Буридан вздрогнул, но тотчас же взяв себя в руки, продолжал:

– Полноте? С чего бы здесь быть яду? Но даже если это и яд, зачем кому-то желать смерти одному лишь мне? Почему бы, напротив, не попытаться убить всех троих сразу? И потом, пожелай кто-либо убить меня или нас, разве не легче было бы сделать это, пока мы спим? То, как с нами здесь обходятся, те знаки внимания, что нам оказывают, этот богато сервированный стол, великолепные кушетки – все здесь пока свидетельствует о том, что зла нам не желают. И потом, наконец, чтобы меня отравить, было бы удобнее не пробуждать во мне сомнения, принося сюда флакон, предназначенный лишь мне одному. Я пью! Пью за ту незнакомку, что оказала мне эту любезность, будь даже она самой…

Он намеревался сказать: «Маргаритой Бургундской!», но взгляд его упал на Филиппа, и Буридан умолк. В ту же секунду он поднес кубок к губам и осушил до дна.

– Ну, и как на вкус? – спросил Готье.

– Просто изумительно! – отвечал Буридан, поцокав языком.

– И ты не оставил нам даже и капли!

– Просто изумительно! – повторил Буридан. – Обычная вода.

– Без какого-либо вкуса? – спросил Филипп.

– Увы! Утешьтесь же, мои дорогие друзья, и забудем этот странный случай. Я даже склонен полагать, что это здешний наглец-слуга посмеялся надо мною. Обязательно пожалуюсь на него судьям, когда возбудят наш процесс.

– Ха! Да уж, – заметил Готье, – наш процесс, клянусь всеми чертями! Постоянно забываю, что это пышное застолье…

В этот момент молча вошел слуга, забрал опустошенный Буриданом флакон и, не произнеся ни слова, удалился.

Щелкнули дверные запоры.

Трое друзей вздрогнули, Филипп побледнел.

– Так что ты там говорил? – хладнокровно уточнил Буридан.

– Я говорил, – уже заплетающимся языком продолжал Готье, – что все эти застолья неизбежно должны закончиться процессом, который, в свою очередь, закончится…