В лихорадочном порыве она схватила Мабель за руку и с неистовой силой потащила к зловещей лаборатории любви и смерти.

– Сюда, – проговорила она, – сюда! Вы ведь именно здесь изготовили яд, не так ли?

– Да! – прохрипела Мабель, уверенная в том, что Миртиль совершенно обезумела.

– Ведь это здесь, у ног Христа, вы оставили флакон?

На это Мабель уже ничего не ответила.

Она смотрела на Миртиль с тревогой, сомнением, но в то же время и с безрассудной надеждой.

Миртиль прошлась пальцами по этажеркам, схватила флакон, предъявила Мабель и, едва не задыхаясь от переполнявшей ее радости, произнесла такие слова:

– Я видела вас! Слышала! Отследила! Когда вы ушли, я взяла этот пузырек и заменила другим таким же. Слушайте же!.. В том флаконе, который вы отнесли Буридану, содержалась вода!.. Что же до этого, с ядом…

Она не закончила и поднесла пузырек к губам.

Но в то же мгновение Мабель вырвала склянку у нее из рук и разбила о стену, затем, с совершенно нечеловеческими стонами, упала на колени и принялась биться головой о пол, смеяться, плакать, покрывать исступленными поцелуями подол ее платья… И так как Миртиль, изумленная и напуганная этим зрелищем, попятилась, вся дрожа, Мабель поспешно вскочила на ноги и, просияв от непередаваемой, дикой радости, возопила:

– Известно ли тебе, кто я? Я – мать Буридана!..

Громкий крик был ей ответом.

В следующую секунду мать и невеста Буридана обнялись в священном порыве и разрыдались от охватившего их счастья. Они и думать забыли об опасности, которая исходила из Лувра, где сейчас находилась Маргарита…

XXXV. Как разбогатели Буридан, Бигорн, Бурраск и компания

XXXV. Как разбогатели Буридан, Бигорн, Бурраск и компания

Гийом Бурраск и Рике Одрио брели без определенной цели, печальные и голодные. Печаль и голод – это, как правило, те два состояния, что прекрасно уживаются вместе. После сражения в Пре-о-Клер император и король больше не осмеливались ни появляться на улицах, ни возвратиться домой, ни показываться во владениях Базоши или Галилеи. Эти двое достойных спутников испытывали к веревке глубочайшее отвращение, не нуждавшееся ни в каких психологических комментариях. Они были уверены, что все патрули полевой жандармерии идут по их следу и, возможно, были недалеки от истины.

Словом, давно ничего не евшие и, говоря начистоту, голодные, словно загнанные вглубь леса волки, они ходили от притона к притону, от ночлежки к ночлежке.

Увы, кормили их скудно, да и пристанище удавалось найти далеко не всегда!

В тот вечер они выходили из некоего кабачка, хозяин которого знал их достаточно близко и согласился приютить на пару часов. Несмотря на мольбы и угрозы, предоставить более продолжительное гостеприимство и оставить их на всю ночь кабатчик отказался.