— Меня могут убить, — говорит капитан с простодушием, которое не может не тронуть. — И меня, и всех моих людей.

— Знаю.

— А вот я не знаю, захотят ли они так рисковать. Приказать им никто не может. Даже я.

— И это я знаю.

— Вы…

И он поднимает голову, смотрит на Лолиту в меркнущем свете, но — уже поздно. Поздно. Еще не успел замереть отзвук этого последнего слова, а она после кратчайшего колебания уже успела почувствовать, что вновь обрела прежнее упорство. И потому молчит. Слышится только шум ветра и плеск прибоя о камни.

— Смертный приговор, — говорит Пепе Лобо шепотом.

Лолита молчит, пораженная сухой точностью этих слов…

Не всякая победа сладостна, мелькает у нее в голове. Если она подобна этой.

— Вы ничего не знаете обо мне, — продолжает он.

И здесь тоже не звучит жалобы. Разве что — печаль. Покорность судьбе в точной констатации факта.

— Ошибаетесь. Я знаю о вас все.

Она сама слышит, что это прозвучало нежнее, чем ей бы хотелось. И, осознав, замирает на миг в нерешительности. Опять накатывает эта сладостная слабость, так трогающая душу. Но сейчас он стоит слишком далеко, и Лолита не чувствует его запаха.

— Все, — повторяет она суше.

И перебирает все сказанные ею слова, чтобы удостовериться — да, все так, все верно. И добавляет вслед:

— Потому я и пришла — потому что знаю столько, сколько мне нужно.

И видит, что Пепе Лобо отводит глаза. Не хочет смотреть ей в лицо или, быть может, чтобы она видела его.

— Ну что же, я должен подумать… И поговорить с командой. Сейчас ничего сказать не могу.

— Да-да, я понимаю. Но времени у нас в обрез.

Звонкий хлопок. Это он с силой ударил ладонями по каменному парапету. И голый камень отозвался на двойной удар.