— Заодно постараемся пустить ко дну эту вонючую фелюгу.

Одобрительный смех. Пепе Лобо замолкает и идет на корму, покуда матросы похлопывают его по спине и по плечам. Прочее можно предоставить силе вещей — тем узам, что за время долгой кампании возникли между ним и экипажем. И речь тут не столько о дисциплине и приязни, сколько о повиновении и действенности. Твердо веруя, что ими командует опытный и удачливый капитан, не склонный к зряшному риску, умеющий в море сберечь собственное судно с добычей и людьми на борту, а на берегу — справедливо разделить плоды бранных трудов. И подтвердить делом, что у каждого из них есть своя цена. Этой веры Пепе Лобо и ждет сегодня ночью — без нее не доплывешь впотьмах до места якорной стоянки, не будешь ловко и рьяно управляться с парусами, драться как полагается и не вернешься с «Марком Брутом» на буксире.

Подойдя к трапу, установленному возле третьего орудия по правому борту, капитан перегибается через фальшборт и окликает человека, который ожидает внизу, в ялике, пришвартованном к «Кулебре», — этот отставной моряк, старый слуга в доме Пальма, исполняет роль курьера меж судном на рейде и сушей.

— Сантос!

Дремлющий в ялике, встрепенувшись, привстает:

— Есть, сеньор капитан!

— Передай донье Лолите: снимаемся с якоря.

Раздается плеск весел, и темный силуэт ялика удаляется к берегу, держа курс на далеко протянувшуюся в море оконечность мола. Пепе Лобо идет на корму, опирается на ограждение рубки, рядом с рундуком, где лежат инструменты и сигнальные флажки. Деревянный поручень влажен; но, несмотря на ветер, в пролете над бухтой пропитавшийся морской сыростью, погода вполне приличная. Расстегнув бушлат, Лобо вытаскивает из-за пояса пистолет и прячет его в рундук. И засматривается на город, спящий в кольце своих стен, на двойную балюстраду Пуэрта-де-Мар за причалом. Очертания кораблей на рейде, скудная россыпь их стояночных огней, отражающихся в черной воде: мистраль рябит ее, гонит пенные барашки.

Может быть, она еще не спит, думает Пепе Лобо. Может быть, сидит с книгой на коленях, иногда поднимая глаза, чтобы взглянуть на часы. Или пытается представить себе, что делает он и его люди. Может, беспокойно считает минуты. А скорей всего — судя по тому, что капитан знает о ней, — спит, безразличная и чуждая всему на свете, и снится ей то, что снится всем спящим женщинам. На миг корсар воображает тепло ее тела, и то, как она открывает глаза поутру, и неловкость первых, еще сонных движений, и падающий через окно на ее лицо луч солнца. Солнца, которое завтра взойдет не для всех из экипажа «Кулебры».