— А за шпионаж в военное время, — продолжал он, будто не слыша, — полагается смертная казнь.

— Франция ни с кем не воюет.

— Это пока. Времена наступают тяжелые.

— Документы, которые надо заполучить, имеют отношение к Испании… Самое большее, что вам может грозить, — это депортация.

— Но я вовсе не желаю, чтобы меня депортировали. Мне нравится во Франции.

— Я вас уверяю: риск ничтожен.

Макс оглядел обоих своих собеседников с неподдельным удивлением:

— Всегда думал, что спецслужбы располагают для таких случаев собственными кадрами.

— Вот мы с товарищем как раз этим и занимаемся, — Барбареско терпеливо улыбнулся. — Пытаемся сделать вас нашим кадром. А как, по-вашему, это делается? К нам же не приходят претенденты с заявлением: «Желаю быть шпионом». Приходится искать самим. У одних затронешь патриотические струны, других прельстишь деньгами… Вы, сдается мне, не испытываете симпатии ни к одной из сторон, противоборствующих сейчас в Европе. Вам, кажется, это вполне безразлично.

— На самом деле я в гораздо большей степени аргентинец, нежели испанец.

— Может быть, и поэтому. Так или иначе, если патриотические мотивы не действуют, остаются экономические. А в этой сфере ваши убеждения неколебимы. И мы уполномочены предложить вам довольно солидную сумму.

Макс закинул ногу на ногу и обхватил переплетенными пальцами колено.

— Насколько солидную?

Барбареско слегка наклонил голову и понизил голос:

— Двести тысяч франков в той валюте, какую предпочтете, а в виде задатка и на расходы получите чек «Лионского кредита» в Монте-Карло еще на десять тысяч. Чек может быть выдан вам прямо сейчас.

Макс с рассеянным видом смотрел на вывеску ювелирного магазина напротив кафе. Время от времени у него были дела с владельцем, евреем по имени Гомперс, который едва ли не каждый вечер покупал у посетителей казино драгоценности, а утром большую их часть выставлял на продажу.

— У меня ведь начаты свои кое-какие собственные проекты. Если соглашусь на ваше предложение, они замрут.

— Мы уповаем на то, что предложенная сумма с лихвой возместит вам потери.

— Мне нужно время на размышление.

— Нет у вас этого времени. На все про все имеется три недели.