— Вы будете там?

— Хотелось бы, но наше начальство считает, что роскошь подобает только звездам вроде вас. Так что мы будем жить в пансионе возле порта. Верно, Доменико? Лощеные шпионы с камелией в петлице бывают только в кино. Вроде тех, что снимает этот англичанин… как его? Хичкок. И ему подобные болваны.

Четыре дня спустя после этого разговора, сидя под зонтиком за столиком кафе «Фрегат» перед проспектом Англичан в Ницце, Макс — в белых полотняных брюках и темно-синем пиджаке, бросив трость и шляпу на соседний стул — щурил глаза на ослепительное сияние залива. Вокруг сверкали светлые, белые, розоватые, кремовые фасады зданий, и море блистало в солнечных лучах с такой силой, что многочисленные прохожие, шагавшие по набережной, против света казались бесплотными тенями.

Не скажешь, что конец сезона, заключил Макс. Судить об этом можно лишь по тому, что дворники сметают теперь больше опавших листьев, чем прежде, да еще по осенним, серовато-перламутровым тонам, в которые окрашивают пейзаж рассветы и закаты. А на ветвях еще висят апельсины, небо стараниями мистраля остается безоблачным, а море — цвета индиго, и полоса пляжа перед бесконечной вереницей отелей, ресторанов и казино ежедневно заполняется гуляющими. В отличие от других мест на побережье, где к этому времени дорогие бутики уже закрываются один за другим, а из гостиничных парков исчезают парусиновые навесы, здесь, в Ницце, сезон продолжается до самой зимы. И, не в пример Южной Франции, куда после победы Народного фронта хлынули туристы-отпускники — полтора миллиона рабочих, прельщенных неслыханными скидками на железнодорожные билеты, — в Ницце публика оставалась такой же, какой была спокон веку, — богатые пенсионеры, британские супружеские пары с собачками, старые дамы, скрывающие под шляпами и вуалями урон, нанесенный временем, и русские семьи, которые вынуждены были продать свои роскошные виллы и переселиться в скромные квартиры в центре города. И даже в самый разгар летнего сезона чопорная Ницца не наряжается по-летнему — голые спины, пляжные пижамы и сандалии, производящие фурор в соседних городах, здесь встречаются редко, а туристы-американцы, шумные парижане и англичанки, принадлежащие к среднему классу, но склонные пускать пыль в глаза, издавна предпочитают следовать без остановки в Канны или в Монте-Карло, тогда как итальянские и немецкие бизнесмены — бесцеремонные нувориши, раздобревшие под благодатной сенью фашизма и национал-социализма, — наводняют Ривьеру.

От вереницы неразличимых против света силуэтов отделился один, двинулся к террасе, вея ароматом «Worth», обретая по мере приближения зримые черты и очертания. Макс уже успел подняться из-за столика, поправить узел галстука и с улыбкой — широкой, сияющей, как этот полдневный свет, затопляющий все вокруг, — протянуть обе руки навстречу.