Слушая ее, Куарт размышлял о честности священника храма Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. Уже во второй раз за последние два дня ему говорили об этой честности, но это находилось в явном противоречии с информацией, касающейся прихода Сильяс де Ансо. Он посмотрел на часы.

– Отец Ферро сейчас в обсерватории?

– Еще слишком рано, – ответила Крус Брунер. – Обычно он поднимается туда позже, часов в одиннадцать… Вы хотите подождать его?

– Да, У меня есть пара тем для разговора.

– Прекрасно. Так мы сможем подольше наслаждаться вашим обществом… – Сверчки распелись еще громче, и старая герцогиня, повернувшись в сторону садика, некоторое время прислушивалась. – Вам уже известно, через кого к вам попала наша открытка?

Она вновь повернулась к нему уже после того, как задала вопрос; за секунду до этого Куарт достал из внутреннего кармана пиджака и положил на стол открытку, которую так и не получил капитан Ксалок.

– Понятия не имею. – Он чувствовал на себе взгляд Макарены. – Но теперь, по крайней мере, я знаю, кто были эти люди и что значит эта открытка.

– Правда знаете?.. – Крус Брунер несколько раз открыла и закрыла веер и в конце концов тронула его кончиком уголок лежавшей на столе открытки. – В таком случае, пока вы ждете дона Приамо, может быть, как раз было бы удобно снова положить ее в сундук Карлоты.

Куарт нерешительно посмотрел на обеих женщин. Макарена встала и осталась стоять с открыткой в руке; лунный свет серебристо очерчивал силуэт ее головы и плеч. Куарт поднялся и последовал за ней через двор и сад.

Когда они поднялись на голубятню, нижняя часть луны была прикрыта облаками, и это приглушенное освещение придавало нечто нереальное городу, распростершемуся у их ног. Крыши Санта-Круса ступенчато вздымались, подобно театральным декорациям, чередой изломанных теней, прерываемых то огоньком окна, то светом далекого фонаря, выхватывающего из темноты кусочек узенькой улочки, зажатый между очертаниями двух домов, то террасой, на которой саванами белело развешанное белье. Вдали поднималась в небо освещенная Хиральда, как будто нарисованная на фоне темного занавеса, а звонница церкви Пресвятой Богородины, слезами орошенной, казалось, была совсем рядом – рукой достать, – сразу же за длинными белыми занавесками, медленно колышущимися под дуновениями легкого ветерка.

– Это не речной бриз. Это – с моря, от Саилукара, – сказала Макарена. – Он поднимается вечерами.

Сунув руку под левую часть декольте, она извлекла зажигалку и закурила. Дым уплыл сквозь арки и рой ночных насекомых, толкущихся вокруг зажженной лампы, в конусе света которой стоял раскрытый сундук.