– В остальном все пойдет по намеченному плану – высадка штурмовой группы, прикрытие с моря и прочее… В случае надобности можно и дальше передавать через нас.
Фалько мысленно усмехнулся. Это
– Вот это надо будет переслать, – сказал он, передавая консулу шифровку.
Тот оглядел депешу – два тетрадных листка с написанными карандашом буквами и цифрами.
– Немедленно отправлю, – сказал Санчес-Копеник и положил листки в карман. – Вы, я думаю, знаете, что сюда вам следует приходить лишь в случаях крайней необходимости, если надо передать что-нибудь чрезвычайно важное… Принимать сообщения будете через передачи «Радио Севильи», так что достаньте приемник и слушайте каждый вечер в десять. После слов «Сообщения для друзей Феликса» последует зашифрованный текст.
– Это я знаю. Меня проинструктировали.
– Ну, в таком случае… Чем еще могу быть вам полезен?
– Еще можете мне денег дать.
– Ах, верно! Виноват.
Они прошли в кабинет, где над нерастопленным камином висел портрет Гитлера. Консул отпер сейф и вытащил толстый конверт с республиканскими песетами.
– Деньги тут решают всё, – сказал он. – Вроде бы революция… борьба за попранные права угнетенного пролетариата… мы наш, мы новый мир построим… однако чуть только зашуршат купюры, сразу все: «Мое! Мне!» Просто невероятно, как скоро коммунисты и прочие либертарии распробовали вкус презренного металла.
– Да как всюду, я думаю.
– Здесь что-то особенное… Невообразимое! Солдаты, матросы, ополченцы только и знают, что мериться, кто из них левей, кто убил больше фашистов, а здесь в тылу всем лишь бы урвать кусок послаще… Полная вакханалия. Двадцать тысяч пришлось мне отдать людям из НКТ[1003], чтобы выпустили моего зятя, главу общины «Святая Неделя», которого чуть было не поставили к стенке. На той стороне тоже такое?
– Более или менее… Там человека могут хлопнуть лишь за то, что он – школьный учитель… Но, если опустить подробности, тарифы примерно такие же.