Неподалеку, выравнивая тяжелое дыхание, медленно поднимался долговязый. Фалько сначала хотел вытащить пистолет, но выстрел испортил бы все удовольствие. В полной мере заслуженное, так что лишиться его было бы просто несправедливо. Ну, не получить наслаждение, так хоть попытаться. Секунду он рассматривал противника. Хорош собой, ничего не скажешь. Лицо немного лошадиное, но с правильными чертами. Соломенные волосы, растрепавшиеся в пылу схватки, падают на лоб. Спортивная рубашка под пиджаком, белые теннисные туфли, широкие, по моде, брюки. На испанца совсем не похож. Скорее англосакс.
Так это же Гаррисон, осенило его. Большевистский агент. Американский соратник Евы Неретвы.
Долговязый полез в карман. Тоже, конечно, не с пустыми руками, подумал Фалько, который не собирался ждать, когда тот пустит в ход еще какие-нибудь вредные для здоровья железки. И потому пнул его ногой в грудь, так что отброшенный к стене американец вскрикнул от боли. Фалько сделал шаг вперед, намереваясь ударить в лицо, но Гаррисон отреагировал на удивление живо и хладнокровно – ушел с линии и принял стойку, выставив кулаки. Ну, молодец, что тут скажешь. Такой молодец, что у Фалько, еще не успевшего придумать, как действовать дальше, вдруг посыпались искры из глаз.
Он обругал себя за то, что не выхватил пистолет, пока еще можно было, набрал в грудь воздуха, каким-то чудом увернулся от летящего в лицо кулака, но вопреки ожиданиям Гаррисона не попятился, а снова крепко его обхватил. Какое-то время они возились, и каждый пытался свалить другого, и под конец покатились по ступеням, свалившись рядом с мавром, который, по счастью, был нем и недвижим. Только тогда Фалько удалось завести левую руку за шею Гаррисона, нажать и, высвободив правую, несколько раз двинуть его кулаком в лицо, целясь в переносицу и глаза.
Хрипение и кровь из обеих ноздрей.
Хрясь. Хрясь.
Стон и новые потоки крови.
Хрясь-хрясь – слышалось, когда кулак врезался в лицевые кости.
Фалько уже очень устал, но дело шло.
Хрясь.
Гаррисон – или как его там – сплюнул выбитый зуб. Руки, державшие Фалько, ослабели. Лицо с каждым ударом делалось все более дряблым, теряло четкие твердые очертания.
Хрясь, хрясь.
Фалько молотил методично. Но внезапно Гаррисон как-то не по-человечески взвыл, собрал, вероятно, последние силы, изогнулся, боднул противника, у которого снова запрыгали перед глазами разноцветные огоньки, и, перекатившись вбок, вскочил.
Ладно же, подумал Фалько. Пожалеешь.
Он схватился за кобуру и рывком вытащил наконец пистолет. Но когда навел его на противника, на лестнице уже никого не было. Прямоугольник света в подъезде подрагивал, как задернутая занавеска под сквозняком.