– Еще бы! «Не знаю, что за чудесный сон я вижу, но просыпаться не хочу. У меня тут дело совсем рядом, буквально минут на десять, никак не больше… И если, окончив его, я выйду и вас здесь не застану, то пойду прямиком вон в ту оружейную лавку напротив, куплю там револьвер и застрелюсь». И еще добавил: «Умоляю вас, зайдите пока в обувной и накупите себе туфель, каких и сколько хотите. Я вам их преподношу».

– Верно, все так и было. И я пошел по своему делу, и постоянно оборачивался, и потому натыкался на встречных. А когда вернулся одиннадцать минут спустя, нашел тебя там, где оставил, – ты стояла с сумочкой в руках и в соломенной шляпе, от которой твои глаза делались как гагаты. И улыбалась.

– Я не улыбалась, я помирала со смеху.

– И до сих пор не объяснила, как у тебя хватило терпения дождаться меня.

– Объяснение простое. Я в жизни еще не видала таких красавчиков.

Они помолчали, глядя друг другу в глаза. Черный янтарь против серой стали. Сияние улыбки постепенно гасло у нее на губах.

– Ну а ты чем был занят все это время?

– Сам не знаю… – Фалько пожал плечами. – Всем понемножку. Ездил туда-сюда.

– А Испания?

– А что Испания?

– Там, я слышала, продолжается война.

– А-а, ну да. Продолжается. И это чудовищно.

– А ты не участвуешь? Не воюешь?

– Да не очень, как видишь.

– Я никогда не могла понять, что ты делал в Берлине, особенно в последнее время. И что у тебя общего с этим Тёпфером и ему подобными.

– Бизнес.

Он произнес это слово, не глядя на нее, не отводя бокал ото рта. Мария протянула руку – ладонь была светлей тыльной стороны – и взяла его за предплечье:

– Ты за кого?

– За себя самого, ты же знаешь. Я всегда за себя самого.

Она медленно убрала руку.