– Он хороший парень.

– Еще бы… Да! Совсем забыла, Мелвин велел кланяться. Заметил тебя, когда ты танцевал, но ему надо было уйти пораньше. Надеется, ты еще заглянешь.

– Как у него дела?

– Да как всегда. Он счастлив от своей трубы, от своей музыки и от своей публики.

– По-прежнему один?

Она раздавила сигарету в пепельнице и вздохнула:

– Один и в печалях… Единственный знакомый мне американский негр-меланхолик… Сам знаешь, он любит невозможное и мечтает о несбыточном, но у него есть я. Он заботится о Марии, Мария заботится о Мэле.

– Как же вам удалось выбраться из Германии? В последнее время это стало совсем непросто.

Палец с длинным отполированным ногтем скользил по ободку бокала. Чувственный рот, с мясистыми, как экзотические плоды, губами приоткрылся в пренебрежительной усмешке, показав белоснежные зубы.

– Да этот твой приятель… Комиссар полиции. Пришел и помог нам.

– Тёпфер?

Она взглянула на него с неожиданной яростью:

– Он самый.

Фалько кивнул. Как только в 1933 году нацисты пришли к власти, Рольф Тёпфер стал начальником важнейшего отдела в Государственной тайной полиции – знаменитом гестапо. Они сдружились еще с конца двадцатых годов, когда Тёпфер был всего лишь полицейским инспектором с хорошими связями, которые сильно облегчали выгодные сделки, – вот, например, продали двести пистолетов «штайр-хан» и тридцать ручных пулеметов «MP-18» группам крайне правых боевиков. Почти десять лет кряду Тёпфер и Фалько иногда встречались в Берлине. Немец обожал ночную жизнь, для которой в тогдашнем Берлине, где представлены были все виды пороков и любые забавы, настал тогда поистине золотой век. И приятели вместе таскались по злачным местам – от роскошных кабаре до притонов самого низкого пошиба.

– Да он неплохой малый, этот Тёпфер.

– Неплохой, неплохой… Ограничился тем, что содрал с нас полкило золота и даже не попытался переспать со мной. Лишь заставил меня взять за щеку, – уточнила она. – У себя в кабинете.

Фалько снова кивнул понимающе:

– Ну да… Но все равно – бывают и хуже.

– Такой же гад, как и ты… – Мария затянулась сигаретой и добавила, как бы объективности ради: – Ну, может, чуточку гаже.

– Разве что самую чуточку.