– Подробности. Как ладит посольство с новым правительством Республики, что у вас тут за люди, какие планы на будущее, какие операции затеваете. Ну, сам понимаешь… Все, что может пойти на пользу священному делу национального освобождения. Нашему крестовому походу.

– Издеваешься?

– Ну, насчет похода пошутил, признаюсь. Но все прочее – вполне серьезно.

Раненый недоверчиво покосился на Санчеса:

– А этот?

– Он относится к священным походам серьезней, чем я. Да, кстати, что это за дамочка тут?

В глазах Навахаса блеснула надежда:

– Она жива?

– Жива, конечно. Порядочные люди женщин не убивают.

– Да неужто? Спроси об этом свой мавританский преступный сброд и подонков из Легиона. Про Бадахос слыхал? А про Малагу?

– Доводилось.

– Ну, вот и отправляйся, мразь, куда послали.

В наступившей паузе Фалько и Санчес многозначительно переглянулись, покуда раненый, сцепив челюсти, осматривал свою рану. Кровь не унималась: она пропитала разодранный рукав рубашки и капала на пол.

– Ничего я вам не скажу.

– Ладно, – понимающе кивнул Фалько. – Тогда посмотрим, что у тебя здесь. Может, чего и найдем, а? И еще порасспросим твою… не знаю, кем она тебе приходится – секретаршей, ассистенткой или еще кем… Мы не торопимся.

Раненый понурился, словно в раздумье, и на миг замер. Потом с вызовом вскинул голову.

– Да здравствует Республика! – сквозь зубы бросил он.

Фалько немного наклонился к нему:

– Прости, не расслышал… Что ты говоришь?

– Я сказал, мразь поганая, «да здравствует Республика».