Генерал Михов пошел прогуляться по Борисовскому саду. Деятельность Пеева задевала Михова, и поэтому смертный приговор вполне устраивал его. Да, только смерть этого человека частично избавит его он неприятностей, которые обрушились на его голову.
Михов покраснел:
— Что у тебя за позиция? Разве не с помощью немцев мы поправили свои границы?
— Мы не можем поправить их так легко. Это не настолько мелкий вопрос. Тут будет иметь значение наше поведение, когда сядут за стол мирных переговоров.
— Берлин будет диктовать.
— Это кончилось, Михов. Диктовать будет кто угодно, но только не Гитлер. Может быть, даже Москва. Сделай что-нибудь для Пеева. Он будет нужен отечеству больше, чем я и ты, как только события в корне переменятся.
Генерал не привык к подобным разговорам. Этот удивил его, потом огорчил и, наконец, вывел из равновесия.
— Говедаров, тебе не кажется, что за такие слова ты можешь считать себя арестантом?
— Знаю. Тогда почему бы не арестовать Мушанова, Кимона Георгиева и еще кое-кого? Такие завертелись дела, а мне еще сорок три. Война протянется еще лет пять, если Гитлер станет таскать каштаны из огня для англичан, воюя против России.
— Нет! Нет! Не хочу из-за Пеева признавать вещи, которые ясны и ребенку, — что мы сидим между двух стульев. Мы создадим военно-полицейское правительство или что-нибудь сверхдемагогичное. Другого выхода не вижу. Но все же предпосылок пока нет. Царь умер вовремя.
Говедаров встретился с Логофетовым[22], парламентским львом государства, и Калфовым[23], его соперником в парламенте. Оба были обеспокоены в связи с предстоящим процессом над Александром Пеевым. Они не собирались заниматься его спасением или вообще делать что-то в этом направлении. Но обещали, если представится возможность, поговорить с Богданом Филовым и князем Кирилом.
Говедаров был уверен, что позиции всех этих господ в парламенте, в правительстве, во дворце были потеряны. Что у них нет сил защищать не только кого бы то ни было, но и самих себя. Его неотступно преследовала мысль: неужели государство по инерции будет катиться к пропасти, в которую его толкнули Филов и Борис? Он устал присоединяться к новым политическим силам и группировкам, настроенным против власти, и не имел моральных сил быть с ними заодно. Он не продал бы своей совести, но стал бы дипломатом и политиком, неспособным к активной деятельности.
Цепь замкнулась.
Доктор Александр Пеев должен был явиться в суд и выступить как руководитель группы людей, обвиненных в деятельности, которая по законам страны подсудна. Это нашумевшее дело закончится тихо приговором, какие выносятся каждый день. Но случилось нечто необычное. Странное. Страшное.