Английский аристократ! Кем на самом деле были пленники с «Кинкейда», он узнал от леди Грейсток, когда они плыли вверх по Угамби. Раньше он – как, впрочем, и весь экипаж парохода – понятия не имел, кто эти двое.

Битва закончилась тем, что Тарзан был вынужден убить своего противника, так как тот не сдавался.

Швед видел, как белый встал рядом с трупом врага, поставил ногу на его сломанную шею и оглушительно завопил, издавая жуткий победный клич обезьяны-самца.

Андерссен содрогнулся.

Затем Тарзан обернулся к нему. Лицо повелителя джунглей выглядело холодным и жестоким, а серые глаза были глазами убийцы.

– Где моя жена? – прорычал человек-обезьяна. – Где сын?

Андерссен попытался ответить, но ему помешал внезапный приступ удушающего кашля.

Его грудь была насквозь пробита стрелой, и, когда он закашлялся, кровь из раненого легкого вдруг хлынула через рот и ноздри.

Тарзан ждал, когда кашель пройдет. Похожий на бронзовую статую – такой же холодный, жестокий и неумолимый, – он стоял над беспомощным человеком и ждал от него нужных сведений, чтобы потом его убить.

Через какое-то время кашель и кровотечение утихли, и раненый снова попробовал заговорить. Тарзан наклонился и поднес ухо к его едва двигающимся губам.

– Жена и сын! – повторил он. – Где они?

Андерссен указал на тропу, уходящую вдаль.

– Русский… Он их забрать… – прошептал раненый.

– Как ты здесь оказался? – продолжил Тарзан. – Почему ты не с Роковым?

– Он нас поймать, – ответил Андерссен таким тихим голосом, что человек-обезьяна скорей угадал, чем услышал, слова кока. – Он нас поймать. Да, быть битва, но мои люди, они все разбежались. Потом меня схватили, когда меня ранить. Роков сказать, что оставляет меня гиенам. Это быть хуже убийства. Он взять твоих шену и ребенок.

– Что ты с ними сделал? Куда ты их вел? – спросил Тарзан, а затем яростно тряхнул шведа. Глаза человека-обезьяны горели, пылая страстью, полные ненависти и жажды мести. – Какое зло ты причинил моей жене и сыну? Говори, пока я тебя не убил! Очисти душу перед Богом! Расскажи о самом худшем, или я растерзаю тебя на куски собственными руками и зубами. Ты видел, я на это способен!

На лице Андерссена появилось выражение наивного удивления.

– Как? – прошептал он. – Я им ничего не делать. Я хотеть спасти их от этого русского. Твоя шена быть ко мне добра на «Кинкейде», и я слышать, как маленький иногда плакать. У меня тоше есть шена и малыш в Христиании[21], и я не мог видеть, как мать и сын разделены и попали в руки к Рокову. Вот и все…