Он бросился в спальную каюту и содрал с себя шейный платок: под ним что-то ползало.

— Что у нас на обед? — крикнул он.

— Оленина, сэр. Я достал первоклассное седло у Четорса — такое же, как леди из Мейпса присылали.

— Джентльмены, — произнёс Джек, когда пробило шесть склянок и появились гости. — Добро пожаловать. Боюсь, нам придётся устроиться в некоторой тесноте, но в настоящий момент мой друг проводит в кормовой каюте научный эксперимент. Киллик, скажи доктору, что мы будем рады его видеть, когда он освободится. — Иди же, — сказал он сквозь зубы, кивая головой и исподтишка показывая Киллику кулак. — Иди, говорю, ты можешь позвать через дверь.

Обед удался. «Лайвли» можно было счесть спартанским, исходя из его внешнего вида и обстановки каюты, но Джеку достался по наследству отличный кок, привычный к запросам моряков, а гости его были хорошо воспитаны и очень естественно держали себя в узких рамках морского этикета — даже вахтенный мичман, хотя и всё время молчал, молчал с достоинством. Но чувство субординации, почтения к капитану, было сильным, а поскольку мысли Стивена явно витали где-то далеко, Джек рад был обнаружить в лице капеллана бойкого, общительного человека, не имеющего представления о торжественности обеда у капитана. Мистер Лидгейт, постоянный викарий Вула, был кузеном капитана Хэмонда и отправился в плавание из соображений здоровья, оставив свою паству не ради новой должности, а просто чтобы на время сменить обстановку и подышать новым воздухом. Ему особенно рекомендовали воздух Лиссабона и Мадейры, а ещё лучше — Бермудских островов; а это, как он понимает, и есть место их назначения?

— Вполне может быть, — сказал Джек. — Надеюсь, что так; но ввиду изменчивости характера войны в таких вещах нельзя быть уверенным. Я знаю капитанов, которые брали припасы до Кейпа только для того, чтобы в последний момент их отправили на Балтику. Всё должно определяться благом службы, — добавил он торжественно; но затем, почувствовав, что подобные замечания могут оказать гнетущее воздействие, воскликнул:

— Мистер Дашвуд, вино рядом с вами: благо службы требует, чтобы оно ходило по кругу. Мистер Симмонс, пожалуйста, расскажите об обезьяне, которая меня так поразила сегодня утром. О той, которая живая.

— О Кассандре, сэр? Она — одна из той полудюжины, что мы взяли на борт в Тунгу; хирург сказал, что это тенассеримский гиббон. Все наши люди её очень любят, но мы боимся, что она чахнет. Мы обмундировали её во фланелевую куртку, когда вошли в Ла-Манш, но она ни в какую не хочет её носить; и английскую пищу есть никак не хочет.