– Что он делает? – спросил Феодор, подавшись к зрелищу, которое не мог разглядеть.

– Он подъехал к берегу. Слез с коня. Люди целуют ему ноги. Он поднимает их, отходит назад. Кажется, что-то дает им – наверное, золото… Ты слышишь их крики. – Григорий облизнул губы, потрескавшиеся, распухшие, соленые от морской воды. – А сейчас он подходит к пленникам.

– Святая Дева, защити их, – пробормотал Феодор.

Григорий протер глаза. Сейчас он увидит, стоило ли рисковать утонуть, лишь бы не попасть в плен. Эта война уже была отмечена резней невинных селян в отдаленных районах, солдат в фортах за стенами, плененных, убитых. Во время вылазок, прежде чем подошла основная часть турецкой армии, некоторые греческие командиры поступали так же с турецкими деревнями. Это был один из способов ведения войны, ее ужас. Но был и другой путь, и многие командиры выборочно прибегали к нему – проявить милосердие к плененным врагам. Кроме того, на христианских галерах, как и на мусульманских, в основном гребли рабы. Он сам был одним из них. А у ног Мехмеда сидело около сотни отличных моряков из Венеции и Генуи.

Толпа вдоль стены затихла, только бормотала молитвы. Венецианская галера, только из боя, пришвартовалась у причала сбоку Фанара; команда толпилась у борта, глядя на своих земляков на противоположном берегу. Все, на дереве и на камне, видели серебристую вспышку, когда Мехмед вынул ятаган. Те, чьи глаза были острее, смотрели, как изогнутое лезвие медленно поднимается к небу, а потом быстро падает, будто прорубив черту посредине пленников. Турки тут же бросились вперед, разделяя людей по обе стороны неподвижного меча султана. Тех, что слева, увели вверх по склону. Тех, что справа…

– Святой Отец на Небесах, – пробормотал кто-то рядом, по всей длине укреплений пробежал стон.

– Что там? – резко спросил Феодор.

Григорий попытался собрать слюну, смочить рот, заговорил.

– Половину людей увели, половина осталась. И к ним несут… – Он сглотнул. – Несут деревянные колья.

Стоны перешли в крики, отрицания, призывы к Богу, Матери, ее Сыну. Но ничто из них не повлияло и не замедлило приготовлений по ту сторону воды.

– Что теперь? – прошептал Феодор.

Григорий обернулся к нему.

– Ты сам знаешь, что теперь, – резко сказал он. – Ты же видел, как сажают на кол, верно?

– Нет, – послышался тихий ответ. – Господь уберег меня прежде, а теперь… – он махнул рукой на свои слезящиеся глаза, – он снова избавил меня от этого. – Феодор выпрямился. – Пойдем, парень. Нам нужно поспешить к императору. Он на это ответит. Он должен.