– Алина! – в ужасе воскликнула графиня.

– Мадемуазель! – вскричал Руган с той же интонацией. Теперь ему стало ясно, что людям, которых задерживают подобным образом, должна угрожать какая-то опасность, неопределенная, но от этого еще более ужасная. Он ломал голову, ища выход из положения. Когда они снова подъехали к особняку Плугастель, он объявил, что знает, что делать.

– Пропуск, полученный не в Париже, тоже годится. А теперь послушайте и доверьтесь мне. Я немедленно возвращаюсь в Медон. Отец дает мне два пропуска: один – на меня, второй – на три лица. По этим пропускам можно будет попасть из Медона в Париж и обратно. Я возвращаюсь в Париж по своему пропуску, который потом уничтожу, и мы уезжаем все вместе, втроем, по второму пропуску, сказав, что приехали из Медона сегодня. Это же совсем просто! Если я выеду тотчас же, то успею вернуться сегодня.

– Но как же вас выпустят? – спросила Алина.

– Меня? Псс! Об этом не беспокойтесь. Мой отец – мэр Медона, его многие знают. Я пойду в ратушу и скажу правду – что задержался в Париже до закрытия застав и что отец ждет меня домой сегодня вечером. Меня, конечно, пропустят. Все проще пареной репы.

Его уверенность вновь подбодрила их. Им действительно показалось, что все так просто, как он рисует.

– Тогда пусть пропуск будет на четверых, мой друг, – попросила графиня. – Для Жака, – объяснила она, указав на лакея, который сейчас помогал им выйти.

Руган уехал, уверенный в скором возвращении, и они, разделяя его уверенность, остались ждать. Однако шли часы, наступила ночь, а его все не было.

Они ждали до полуночи, и каждая из них ради другой делала вид, будто абсолютно уверена, что все в порядке, между тем как у обеих кошки на сердце скребли. Они коротали время, играя в триктрак в большой гостиной, как будто их ничто не тревожило.

Наконец пробило полночь, и графиня со вздохом поднялась.

– Он приедет завтра утром, – сказала она, сама не веря.

– Конечно, – согласилась Алина. – Он и не мог вернуться сегодня. К тому же лучше ехать завтра: ведь поездка в столь поздний час утомила бы вас.

Рано утром их разбудил колокольный звон – сигнал тревоги для секций. Затем донесся барабанный бой и топот множества марширующих ног. Париж поднимался. Вдали зазвучала перестрелка, загрохотала пушка. Завязался бой между двором и секциями. Вооруженный народ штурмовал дворец Тюильри. По городу носились самые дикие слухи, проникли они и в особняк Плугастель через слуг. Говорили об ужасной битве за дворец, которая закончится бессмысленной резней тех, кого безвольный монарх бросил на произвол судьбы, отдав себя и свою семью под защиту Законодательного собрания. Ступив на путь, указанный ему плохими советчиками, он плыл по течению и, как только возникла необходимость оказать сопротивление, отдал приказ сдаться, оставив тех, кто стоял за него до конца, на милость разъяренной толпы.