– Как ты собираешься поступить, Андре? Теперь ты знаешь все.

Андре-Луи постоял, размышляя, потом рассмеялся. Положение имело свои комические стороны, и он пояснил:

– А что изменилось от того, что я посвящен в тайну? Разве сыновнее почтение может возникнуть внезапно, не успел я узнать новость? Должен ли я, забыв осторожность, рисковать своей шеей ради матери, которая настолько осторожна, что и не собиралась объявиться? То, что тайна раскрыта, – дело случая. Просто так легли игральные карты Судьбы.

– Решение за тобой, Андре.

– Нет, оно мне не под силу. Пусть решает, кто может, а я не могу.

– Значит, даже теперь ты отказываешься?

– Нет, я согласен. Поскольку я не могу решить, что делать, мне остается сделать то, что положено сыну. Это нелепо, но жизнь вообще нелепа.

– Ты никогда не пожалеешь об этом.

– Надеюсь, что это так. Однако мне представляется весьма вероятным, что пожалею. А теперь мне нужно снова повидаться с Руганом и получить у него еще два пропуска. Пожалуй, при сложившихся обстоятельствах будет лучше, если я сам отвезу их утром в Париж. Буду признателен, если вы позволите мне у вас заночевать, сударь. Я… я должен сознаться, что сегодня уже ни на что не способен.

Глава XV Особняк Плугастель

Глава XV

Особняк Плугастель

Давно миновал полдень того бесконечного дня ужасов, с постоянным тревожным набатом, перестрелкой, барабанным боем и отдаленным ворчанием рассерженных масс. Госпожа де Плугастель и Алина сидели в ожидании в красивом особняке на улице Рая. Ругана они перестали ждать, так как понимали, что по какой-либо причине – а сейчас, несомненно, таких причин могло быть много – этот дружески расположенный к ним гонец не вернется. Они ждали сами не зная чего. Сразу после полудня шум боя стал нарастать, приближаясь, и с каждой минутой становился все ужаснее. Это были выкрики разъяренной толпы, которая опьянела от крови и жажды все рушить.

Яростная человеческая волна остановилась совсем рядом. Послышались удары в дверь и требования отворить, затем – треск дерева, звон разбитого стекла, возгласы ужаса, гневные выкрики и грубый смех.

Охотились за двумя несчастными швейцарскими гвардейцами, тщетно пытавшимися спастись. Их настигла в доме по соседству озверевшая толпа и жестоко расправилась с ними. Затем охотники мужского и женского пола, образовавшие батальон, зашагали по улице Рая, распевая «Марсельезу» – песню, в те дни новую для Парижа:

Эта ужасная песня, которую выкрикивали резкие голоса, становилась все громче. Госпожа де Плугастель и Алина невольно прижались друг к другу. Они слышали, как грабят соседний дом. Что, если сейчас настанет черед особняка Плугастель? Для подобных опасений не было реальных причин, но в такой неразберихе, неверно истолкованной и поэтому еще более устрашающей, всегда ожидают худшего.