– Не только мне? А разве не я обнаружил и собрал эти документы? Разве не я ежечасно рисковал собственной головой, чтобы посадить на трон это ничтожество – графа Прованского? И после этого вы говорите мне, что бумаги не мои? Впрочем, мои они или не мои, но их больше нет. Все кончено.

В ярости и отчаянии де Бац мог лишь поносить компаньона:

– Ах, негодяй! Все вот-вот должно было успешно разрешиться, а вы в припадке злобы все разрушили, не оставив никакой надежды! Все наши труды насмарку, все жертвы были напрасны: Шабо, Делоне, Жюльен, братья Фрей, Леопольдина, наконец! Маленькая Леопольдина, о которой вы так пеклись! Все пошло прахом. Все принесено в жертву на алтарь обиды. Проклятье! И все потому…

– Довольно уже, – прервал его восклицания Андре-Луи. – Этого достаточно. Когда вы успокоитесь, вы, возможно, поймете…

– Что пойму? Вашу низость?

– Страдание, толкнувшее меня на этот поступок. – Моро устало провел ладонью по лбу и хрипло продолжал: – Жан, если какое-то соображение и смогло бы меня удержать, так это мысль о том, каким ударом это станет для вас. Но в ту минуту я об этом не подумал. Мы были хорошими товарищами, Жан, и мне жаль, что все так вышло.

– Можете убираться со своими сожалениями к дьяволу! – рявкнул де Бац. – Там вам самое место! – Он замолчал было, но распиравшая его ярость требовала выхода, и барона вновь понесло: – Вот что происходит, когда полагаешься на человека, способного хранить верность только себе самому. Сегодня он роялист, завтра революционер, потом снова роялист – смотря по тому, что более выгодно для него лично. Единственное, в чем вы верны себе, – это ваше вечное амплуа Скарамуша. Бог свидетель, я не понимаю, почему до сих пор не убил вас. Скарамуш! – с бесконечным презрением повторил он и наотмашь ударил Андре-Луи по щеке.

Ла Гиш в мгновение ока оказался рядом, схватил барона за руку и оттеснил его от Моро. Дыхание Андре-Луи участилось, на бледной щеке отчетливо проступил красноватый след баронской ладони. Но Моро только грустно усмехнулся.

– Это не важно, Ла Гиш. Несомненно, он по-своему прав, как и я по-своему.

Но эта реплика лишь сильнее распалила ярость гасконца.

– А, так мы подставляем другую щеку! Сладкоречивый моралист! Грошовый мыслитель! Убирайтесь на свои подмостки, шут! Прочь!

– Уже ухожу, де Бац. Хотелось бы расстаться иначе, но не судьба. Я сдержу удар в память о вас. – Андре-Луи двинулся к двери. – Прощайте, Ла Гиш.

– Минутку, Моро! – крикнул маркиз вдогонку. – Куда вы теперь?

Но Андре-Луи не ответил. Он и сам не знал, куда идет. Закрыв дверь, он вышел, пошатываясь, в коридор, снял с крючка плащ, надел шляпу и, взяв шпагу, спустился по лестнице.