– Так вы уже отдали документы? Отлично, отлично, нельзя терять времени. Что он сказал? Он был в восторге?

– Об этом деле я не упоминал.

– Как? Но тогда… – Барон нахмурился. – Вы не отдали документы? Вы что, не понимаете, как это опасно – хранить их при себе? До Сен-Жюста в любую минуту могут дойти новости из Блеранкура.

Андре-Луи снова резко и невесело рассмеялся.

– На этот счет можете не тревожиться, никакой опасности нет. Сен-Жюст ничего не найдет. Документы там. – И он указал в сторону камина.

Барон подбежал и, вытаращив глаза, уставился на горстку черного пепла, полускрытую каминной решеткой. Потом спросил хриплым от волнения голосом:

– Вы хотите сказать, что сожгли их? Сожгли наши доказательства? Плоды стольких трудов?

– Вас это удивляет? – Андре-Луи резко встал, опрокинув стул.

– Только не меня, – ответил Ла Гиш.

Побагровевший барон набросился на маркиза:

– Боже мой, да ты понимаешь, что именно он сжег? Он сжег улики, которые отправили бы Сен-Жюста на гильотину и навлекли проклятие на сторонников Робеспьера! Он сжег все наше дело – вот что он сжег! Уничтожил плоды многомесячной работы, сделал ее бесполезной! – Барон грозно повернулся к Андре-Луи. – Нет, это немыслимо! Вы не могли так поступить! Вы не посмели бы! Вы меня дурачите! Наверное, вы и правда об этом подумали – и решили показать нам, как могли бы отомстить.

– Я сказал, и я это сделал, – холодно ответил Андре-Луи.

Де Бац весь затрясся от гнева и вознес над головой сжатую в кулак руку, словно собираясь ударить Андре-Луи, а потом разом сник.

– Какой же вы негодяй! Эти бумаги принадлежали не вам. Они были частью нашего общего дела.

– Алина тоже не принадлежала ему. Она была моей невестой.

– Боже всемогущий! Вы сведете меня с ума! Ваша невеста! Регент и ваша невеста! Что важнее – они или будущее целой нации? Наше дело касается не только регента!

– Что регент, что его семья – мне все едино, – сказал Андре-Луи.

– Вам все едино? Глупец! Как вы можете так говорить, когда речь идет о судьбе монархии?

– Монархия – это дом Бурбонов. Дурная услуга, которую я оказал Бурбонам, не идет ни в какое сравнение с той подлостью, которую совершил один из них в отношении меня. Вред, который я нанес их делу, можно исправить. Вред, который причинил мне глава дома Бурбонов, тот самый человек, ради которого я трудился и рисковал жизнью, не исправить никогда. Могу ли я служить ему после этого?

– Оставить службу – ваше право, – тихо и печально ответил Ла Гиш. – Но вправе ли вы были уничтожать то, что принадлежало не только вам?