Во внутреннем дворике его арестовали.

Как только Моро вышел из дома, в воротах показался человек в тяжелом плаще и круглой шляпе. За ним шагали двое муниципальных офицеров. Но и без эскорта в человеке невозможно было не признать полицейского шпика. Он преградил Андре-Луи дорогу и пристально всмотрелся ему в лицо.

– Вы живете здесь, гражданин? Как ваше имя?

– Андре-Луи Моро, агент Комитета общественной безопасности.

Однако упоминание грозного комитета не смутило незнакомца.

– Покажите ваше удостоверение.

Андре-Луи протянул ему требуемую бумагу, незнакомец взглянул на нее и кивнул своим спутникам.

– Вы-то мне и нужны. Вот ордер на ваш арест. – И он помахал перед носом Моро каким-то листком.

– В чем меня обвиняют? – справившись с секундным замешательством, осведомился Андре-Луи.

Человек в тяжелом плаще, не удостоив арестованного ответом, повернулся спиной.

– Ведите за мной, – бросил он своим людям.

Андре-Луи больше ни о чем не спрашивал и не протестовал. Он не сомневался в причинах ареста. До Сен-Жюста наконец дошли известия из Блеранкура, и народный представитель нанес стремительный контрудар. А документы, которые в это время должны были бы находиться в руках Демулена и посредством которых Андре-Луи мог бы парализовать действия Сен-Жюста, документы, которые могли бы оправдать несанкционированную деятельность Моро в Блеранкуре, совсем недавно превратились в горку пепла, и над ней, должно быть, все еще бушевал наверху де Бац.

«Только и остается, что рассмеяться», – подумал Андре-Луи – и рассмеялся. Его мир рухнул.

Арестованного провели через сад Тюильри, по набережной и Новому мосту к Консьержери. Там, в привратницкой, его обыскали, но не нашли ничего ценного или важного, кроме часов и нескольких ассигнаций на сумму около тысячи ливров. Вещи ему вернули и повели по темным сводчатым коридорам, вымощенным каменными плитами. В конце концов Моро оказался в одиночной камере, где ему представилась возможность поразмышлять о внезапном и малоприятном конце своей удивительной карьеры.

Если Андре-Луи и размышлял о своей участи, то безо всякого страха. Боль, разъедавшая ему душу, привела его разум в такое оцепенение, что думать о конце можно было с полным безразличием. Андре-Луи казалось, что он уже умер.

Со странной отрешенностью он вспоминал все, что сделал в Париже, начиная с того июньского утра, когда пали жирондисты. То, что он совершил, не вызывало в нем гордости. Он занимался довольно грязными делами. Говоря без обиняков, он использовал тактику агента-провокатора. Это было подло. Утешало одно: эти действия как нельзя лучше соответствовали подлости принца, агентом которого был Моро. Слава богу, теперь всему этому наступит конец. Андре-Луи уснет вечным сном и будет наконец свободен. Он изо всех сил старался не думать об Алине: образ, возникавший перед его умственным взором при мысли о ней, причинял ему невыносимые страдания.