— Но ты же сказал, что тебе оказали помощь в монастыре? — дрожащим голосом спросил Жофре.

— Да, в монастыре остановили кровь и обработали рану, но брат-лекарь не заметил яда, который распознал капитан Манипулос.

— Так что теперь делать?

— Послать за врачом Галеви, — ответил Омар.

— До рассвета Каль закрыт, а потом может быть уже поздно, — заметил Жофре.

Повернувшись к Марти, грек предложил решение:

— У меня на «Морской звезде» есть горшок с пиявками, а также поистине чудодейственная мазь; ее подарил мне один моряк-сириец, которому я когда-то спас жизнь. Эта мазь имеет свойство вытягивать любой яд. В море полно ядовитых тварей, которые защищаются, вонзая в тело ядовитые зубы или жало, и эта мазь никогда меня не подводила. Нужно расширить рану, приложить к ее краям пиявок и оставить их на всю ночь, чтобы они отсосали достаточно крови, а потом молить Бога, чтобы не возник жар.

— Так привезите его сюда поскорее, — пробормотал Марти. — Завтра с утра мне предстоит самое важное дело в жизни.

Манипулос вскочил на коня и в сопровождении троих слуг помчался на берег, где каждый вечер его ожидала шлюпка, чтобы по первому требованию отвезти на корабль. Слуги остались ждать в порту, даже не спешившись. Вскоре быстроходная шлюпка с умелыми гребцами вновь доставила капитана на берег; сегодня гребцы налегали на вёсла вдвое усерднее обычного. В скором времени они уже были у ворот Регомир, где стража их безропотно пропустила: капитанский пропуск Марти Барбани был достаточно весомым документном, и городская стража с ним считалась.

Вернувшись в особняк Марти, они увидели тревожную картину. Состояние раненого значительно ухудшилось. Со лба его градом катился пот, который Омар вытирал влажной салфеткой. Манипулос тут же принялся за дело; ему помогали Жофре, Омар и Андреу Кодина. Прежде всего, он заставил Марти выпить изрядную порцию крепкого вина и вставил между его зубами деревянный брусок; затем трое мужчин крепко взяли его за обе руки, чтобы зафиксировать в нужном положении. Мариона сновала из кухни в гостиную, поднося смоченные в кипятке чистые тряпки. Когда все было готово, грек осторожно расширил края раны. Марти тихо застонал, впившись зубами в брусок, и потерял сознание.

— Так-то лучше, — пробормотал Манипулос, осторожно прикладывая пиявок к краям раны и глядя, как они раздуваются, напитываясь отравленной кровью Марти. Затем он тщательно смазал мазью внутри раны и по краям, наложил шов и перевязал чистой льняной тряпицей.

Закончив работу и полюбовавшись плодами своего труда, он сказал: