– Ба! – сказал Шарль. – Они обо всех поют одну сказку, когда хотят кого-нибудь послать на гильотину.

– А к тому же, – прибавила Елена, – ведь ваш беглец не тот, кого ищут? Ему можно помочь скрыться, достав какой-нибудь костюм.

– Но прежде допросив его, – заметил проводник.

Генюк засмеялся.

– Вы предлагаете именно две неисполнимые вещи. Пусть на него напялят какой угодно наряд – даже слепой узнает его. Что до допроса, то и тут нечего толковать: он не понимает нашего говора.

– Приведи его, мадмуазель и я знаем французский, – ответил проводник шуану, понимавшему только одно свое родное бретонское наречие.

– О! – ответил крестьянин. – За ним недалеко ходить. Он подошел к скамье, на которой лежал человек, не замеченный путешественниками в этом полумраке.

Чувствуя, что его трясут, лежавший поднялся.

– О! Да, – сказал Шарль, – с таким ростом трудно переодеваться.

Человек был настоящим великаном.

– Тебя хотят спасти, но скажи прежде правду. Кто ты таков? – спросил проводник по-французски.

Незнакомец быстро осмотрел их и, вероятно, успокоившись, вскричал взволнованным голосом: – Я возвратившийся эмигрант, за которым гонятся, чтобы послать на эшафот. Я пробирался в Вандею, чтобы сражаться за своего короля.

– Как тебя зовут?

Гигант гордо выпрямился и произнес:

– Я граф Барассен.

Введенный в заблуждение костюмом Елены, бесстыдный великан, которого, вероятно, читатели уже узнали, вообразил, что видит перед собой простых бретонских поселян, неспособных отличить, как резко его ухватки противоречили присвоенному им графскому титулу.

Он даже не заметил легкой улыбки, скользнувшей по губам Шарля, когда тот переспросил: – А! Так вы граф Барассен?

– Как и мои благородные предки.

– И вы из Парижа?

– Прямо из Парижа, с проклятой полицией на хвосте с самого моего бегства из Консьержери.