— Так он умер? — спросила Жилет.

Маржантина не ответила — может быть, и не услышала. Она продолжала, все больше и больше волнуясь:

— А знаете ли, как звали того человека?

— Скажите! Непременно скажите!

— Звали его Франсуа, и стал он потом французским королем.

— Мой отец! — прошептала Жилет, теряя силы.

— А ребеночек мой… да я вам не сказала ведь, что то была девочка? Не сказала, что обожала ее всей душой, до безумия? Слушайте… слушайте… все это было в Блуа…

— В Блуа! — тихонько произнесла девушка.

— И однажды она пропала. Как пропала? Не знаю… Позже, гораздо позже, ее будто видели в Манте…

— В Манте! — прохрипела Жилет, побледнев, как смерть.

— Говорили мне, ее увел какой-то человек… да какой человек! Чудище, урод безобразный… А потом я ничего уже не помню.

Глухой стон невыразимой радости вырвался у Жилет. Ей хотелось закричать: «Матушка! Матушка! Это я — ваша дочь!», но горло не могло издать ни звука. Хотела протянуть руки — но чувствовала, как жизнь ее покидает, что она сейчас упадет…

— Ангелы небесные! Это она! Это она!

С этим воплем Маржантина вскочила с постели и заключила дочь в объятия.

По возгласам Жилет, по тому, как росло ее возбуждение по мере рассказа, по тому, что с ней случилось при последних словах, она поняла: девушка узнала себя в ее рассказе.

Под исступленными ласками матери Жилет открыла глаза.

— Матушка! — еле-еле прошептала она.

— Это ты! — стонала Маржантина со смехом и с рыданиями. — Так это же ты! А я сомневалась! Плохая я, видно, мать! Какая ты красивая! Как выросла! Господи! Как же давно это было! А я-то думала: увижу тебя и возьму на руки побаюкать — представляешь?

Что за этим последовало — описать невозможно.

Но наконец после всех слез и вздохов Маржантина захотела узнать, откуда Жилет знает своего отца, как она попала в замок Фонтенбло.