– Вы все умрете во сне, – прорычал он, – и никто не будет знать, что вы жили.

Его руки дрожали от напряжения, и ему стало интересно, сможет ли он раздавить человеческий череп и брызнет ли из-под его пальцев мозг. Однако он не ссорился с Геваром, поэтому ударил его коленом в окровавленное лицо, и тот опрокинулся на пол.

Ярл вскочил со своего помоста с большим копьем в руках, с каким ходят на кабана, и, наконец, в его глазах появилось какое-то подобие ярости.

– Ну, иди сюда, не знающий клятв сын давно умершей свиньи, – сказал Отригг и поманил Брама к себе сверкающим лезвием копья.

– Я дам клятву тому, кто будет этого достоин, – сказал Брам, легко уклоняясь от выпада ярла и вырвав из его рук копье. – А что до моей матери, – продолжал он, развернув древко и ткнув тупым концом в живот ярла, – она все еще жива, как мне кажется. – Он ударил ярла древком копья в висок, и глаза Отригга закатились; жена бросилась на его тело и прорычала, чтобы Брам оставил ее мужа в покое. – У тебя яйца побольше, чем у мужа, Холлвейг, – сказал он с уважением и остановил руку.

Потом Медведь повернулся спиной к ярлу и его жене и сквозь дым увидел море лиц – всех, кто находился в медовом зале, поразило происходящее. «Да, ночь пошла совсем не так, как я рассчитывал, – подумал Брам. – Интересно, хватит ли у них смелости со мной сразиться».

– Сегодня ты завел себе врагов, – скривившись, сказал Эсберн, белые косы которого походили на выбеленные солнцем корабельные веревки.

Брам кивнул.

– Мужчине необходимы враги, старик, – сказал он и решительно зашагал через зал.

Люди расступались перед ним, точно вода перед носом боевого корабля, пока Медведь не оказался возле своего походного сундучка, наклонился и поставил его на левое плечо. В сундучке лежало все, чем он владел. В правой руке Брам продолжал держать копье ярла.

«Я ужасный глупец, – подумал он, прекрасно понимая, куда собрался. – Пожалуй, следовало подождать пару дней».

Но пробыть овцой еще один день – нет, воин, подобный ему, не в силах это пережить. Так человек, совершающий героические деяния, создавая себе репутацию, уподобляется богу кузнецов Велунду, кующему меч, который послужит ста поколениям.

Брам остановился возле Брака, который, держась за горло, все еще сидел на полу, оперся на копье и протянул поверженному поединщику руку. Однако у того хватило мужества и достоинства назвать его вонючим дерьмом тролля и сплюнуть под ноги – стыд от столь быстрого поражения застыл на его разбитом лице, как руны на камне.

Брам пожал плечами и решительно направился к двери. Мальчишка, нашедший выбросившегося на берег кита, распахнул ее перед ним, глядя на воина так, словно тот упал с небес.