В этой связи вот что любопытно… У нас хлопчатобумажная ткань, ну, по крайней мере в семидесятые годы, презрительно именовалась «хэбэ»…
– А, я помню! – встрепенулась, звякнув колокольчиком, Любава. – Ты всегда это слово через дробь печатал – х/б. Да? На моём валике несколько таких оттисков осталось. Это когда ты в отделе экономики ещё работал, помнишь?
– Было дело… О флагманах пятилетки писал. Так вот: у нас выпускали х/б, и шили из неё преимущественно спецодежду, чёрные семейные трусы и шаровары…
– Нет, мой повелитель, шаровары шили из сатина. Как сейчаспомню.
– Ну да, а то сатин – не х/б. К твоему сведению и ситец, и сатин делаются из хлопчатобумажной ткани, только у сатина лицевая поверхность гладкая и блестящая… Но я не о том хотел сказать. У нас, в СССР х/б звучало уничижительно, даже презрительно. Не зря оно созвучно слову хабалка… Советские хабалки ходют в хэбэ-шальварах. А у них, в Штатах – уважительно говорили
– Зато у нас из хлопка делали порох, который забивали в патроны к автомату Калашникова, который тоже завоевал весь мир.
– Ух ты! – поражённый наповал, я воззрился на свою многомудрую пишущую машинку, пожалуй, впервые осознав, сколько же материалов, хороших и разных, отпечаталось на терпеливом каучуке её валика.
– А скажи, мой повелитель, – продолжала Любава, воспользовавшись моим замешательством. – Хлопчато-бумажная* – это оттого, что в хлопок добавляют бумагу?
– Гм! – опять удивился я. – Знаешь, дорогая, у меня тоже не раз возникал на сей счёт вопрос, но как-то руки не доходили…
– А как это руки могут «не доходить»? Они что – ноги, что ли?
– Так-так-так! – вконец растерялся я, буквально загнанный в угол. – Насчёт «хлопчато-бумажной» придётся сходить в словарь, а вот что касаемо ходячих рук…
И я развёл руками, глядя то на правую, то на левую – то одесную, то ошую… Тоже, кстати, вопросик. Почему в древности так их называли? И почему эти названия так там, в древности, и остались?
– Да, милая моя Любава… Русский язык – это… Вот съехал я в своей жизни в колею журналистики, думал – временно, для начала, как трамплин, всё мечтал о писательстве, и языком хотелось заняться всерьёз … Тянет меня в его просторы. До сих пор тянет. Хоть лучшая пора для этого уж позади…