За бригантиной в воду были спущены и другие гребные шлюпы. И плотники споро принялись устанавливать на них мачты, крепить такелаж. Над заливом вперебор зазвенели топоры, многое еще требовалось доделать в подгонке на плаву.

—  Недельку-другую роздых дам мужичкам, а там… новый бриг закладывать будем, — со значением сказал командир, глядя на подошедшего Дьякова.

—  Как наречешь, Иван Александрович? — сотник улыбнулся жене Кускова.

—  «Булдаков» — в честь первенствующего директора Компании нашей. Высокой души человек он, скажу я тебе… Нашей закалки. Вот, отгрохали эту задумку. То-то прибыток будет коммерции! Не мы, а нам с завистью в рот испанцы глядеть будут. Веришь ли, Ляксеич?

—  Тебе не поверь, Ваня! — вставила жена Кускова и прижалась к его плечу, снизу вверх глядя на мужа.

—  Вот-вот, он у нас такой, — весело поддержал Мстислав, сбивая бобровую шапку на затылок. — Только скажи ему поперек… Не угляди, не справься — за каждый медный гвоздь душу вытрясет. Так?

—  Пожалуй, — Кусков вытер испачканную смолою ладонь о ветошь и посмотрел на жену: — Ну, чего молчишь, мать? — он шаловливо хлопнул жену по заду, потом ущипнул. — Будем к столу званы, аль нет? Случай, вроде, не из простых. — Кусков засмеялся, одергивая кафтан, добрые морщинки собрались пучками возле его глаз.

Она насмешливо щелкнула языком и, кутая плечи в цветастый платок, усмехнулась:

—  Хлеб за брюхом не ходит. Пожалуйте, гости дорогие! Вино, грибки в сметане, — всё есть…

Глава 4

Глава 4

Дом Ивана Александровича прижился в самом центре фортеции, стены которой поднимались на высоком кряжистом берегу уютного залива. От берега к крепости вела крепко утрамбованная бахилами и сапогами зверовщиков лестница. И сейчас, поднимаясь по ней, привычно отсчитывая сто шестьдесят ступеней, Дьяков думал, как всё же много успели они сделать с Кусковым за эти два года. А дел было — глаза боялись… Перво-наперво следовало отыскать должное место, затем вернуться на Аляску и обсудить до мелочей всё с Барановым.

Ну, а когда вопросы и сомнения были решены, в восемнадцати милях к северу от залива Румянцева завизжали пилы и зачакали топоры русских поморов. «Горячее было времечко! Жили, точно в кипящем котле, — придерживая саблю, подумал Дьяков. — Спали по три-четыре часа, но весело было! Это тебе не с чертом миловаться, брат, тридцать месяцев звенели наши души от стука топоров!»

Постройка и вправду шла галопом, но не на страх, а на совесть. Бревно к бревну, так, чтобы комар носу не подточил. Строились из местного дерева, сорта красной сосны, что в близком родстве с лиственницей и зовущимся тут «чага»143.