Светлый фон

Сотник с досады бросил ложку в тарелку и, схватив «бобровку», выскочил на крыльцо.

Мимо сараев, где размещались байдары алеутов, бежали люди, а у колодца, что был вырыт на случай осады за крепостной стеной, едва держась в седле, сидел десятник Михаил Кагиров. Конь под ним был весь в мыле, задирал голову, скалил пасть, роняя пену. Подбежавшие помогли казаку спуститься на землю. Большой, кареглазый, всегда спокойный, Михаил был бледен как полотно, а лицо его, казалось, застыло в мрачном потрясении. Пальцы сжимали небольшой крест. При каждом шаге он морщился и стонал: левая нога его от паха до колена была точно распорота когтями зверя.

 

Глава 5

Глава 5

Известие, которое привез Михаил, взбудоражило весь форт. Случай на Славянке, жуткое надругательство над трупами казачьего разъезда переполнило чашу терпения. Люди потрясали оружием и ждали, что скажет Кусков. Но Иван Александрович молчал, заперевшись в своем командирском доме, и кроме Катерины ровным счетом никого знать не желал.

«Что будет? Что делать?» — ломал голову Дьяков. По-сле всего происшедшего, открывавшего, как ему казалось, многое, на самом же деле не открывавшего ничего, он окончательно потерял спокойствие и мучился бессонницей. «Неужели быть войне с испанцами? Неужто кровь будем лить?» Он с горечью подумал о том, что худой мир всяко лучше хорошей войны. «И испанцы на кой ляд решились на такое злодейство? На что рассчитывали? А может, это лишь повод, чтоб развязать войну?.. Эх, не шуми ты, мати, зеленая дубравушка…»

Мстислав перекрестился и провел рукою по шее. «Пойти к Кускову? Нет желания под горячую руку попадать… А с другой стороны, неведенье осточертело! И что не живется испанцу спокойно? Ведь и баркасы им помогли сладить, чтоб по рекам ходить… Да чем только ни пособили: одежду для их солдат — пожалуйста — справляли, и порох, и свинец продавали. Ведь и из Фриско147, и из других миссий часто посылали оружие нам, замки, инструменты для починки… Своих-то мастеров нет!.. Так худо ли жили? Ан нет, видно, тесно стало. Вот уж внесло прибытие десятника долгожданное разнообразие в унылую рутину будней… Обменяемся скоро, похоже, по-соседски шрапнелью вежливости! Тьфу, еть твою мать…»

Сотник вдруг зримо представил, как уезжает он в суровом казачьем строе, махая рукой сыну из-за густых штыков и пик… Представил и овдовевших русских жен, что, роняя скорбный стон, лежат перед закопченными иконами… и где-то там, на юге, грохочущую по фронту дальними боями ползущую грозу, на черных тучах коей жиреет воронье…