– Доучил своих учеников, учитель, – ворчливо проговорил Зайцев, видимо, от себя. – Из повиновения выходят… В тыл бы наш тебя, «коллега», поглядел бы, что твои ученики в России натворили…

– Кто командует ротой? – спросил Муханов. У перебежчика в глазах вспыхнул огонек. Похоже, раздумья полковника внушали ему какую-то надежду.

– Гауптман Вайсберг! – с готовностью ответил немец. – Маленький фюрер!

– Почему «маленький фюрер»? Он что – из СС?

– Нет-нет, – заторопился перебежчик. – Он устал от войны, он был трижды ранен, кашляет. Сейчас он пьет и играет в фюрера. Для мальчишек он – фюрер… Слепое повиновение, они боготворят его, а ему смешно… Ему надоела война, он – больной… – Зайцев поморщился, слушая немца, и махнул рукой. – Он, товарищ полковник, одно и то же повторяет, как заведенный.

– Есть ли у вас доказательство, что в замке действительно находятся памятники славянской культуры и истории? – спросил Муханов.

Немец напрягся, преодолевая растерянность, и проговорил что-то тихо и решительно.

– Доказательство – это моя совесть, – перевел Зайцев. – Потому я и пришел к вам… на вашу сторону. Я пришел просишь защитить культурные ценности… Это печально, но я не мог уговорить… склонить на это немцев. Потому прошу вашей помощи… Я верю в будущее Германии, свободной от фашизма… Дальше он кается, товарищ полковник, говорит, стал жертвой тотальной войны. В русских не стрелял, наоборот, уговаривал свой взвод сдаться… Ну вот, опять понес одно и то же…

«Вспомнил! – обрадованно подумал Муханов. – Вот откуда эта ситуация!..»

Дикий камень стен погреба словно раздвинулся, создавая простор. Он прошелся от стены до ступеней выхода, вернулся назад.

Там, в Олонце, было иначе, но все равно: мальчишки и культурные ценности. Были беспризорники, измученные голодом и холодом дети, а бывший комиссар Никита Гудошников ходил спасать книги… Что же он тогда говорил, Никита? Что-то он такое сказал!.. Ага, дети спросят потом об этих книгах! Спросят… Но эти-то, из гитлерюгенда, – они ведь не спросят. Им сейчас на все наплевать.

Во всем этом была какая-то глубокая мысль – дети и культурные ценности, – но Муханов не мог сосредоточиться на ней. Зазуммерил телефон. Муханов снял трубку. Говорил командир дивизии.

– Да, положение, – медленно проговорил комдив, выслушав доклад начальника особого отдела. – Под штаб мы и другое помещенье найдем, но этот замок – бельмо на глазу; Не оставлять же его в тылу: они там и месяц могут просидеть… Слушайте, полковник, а они вас не того?.. Не водят вокруг пальца?

– Нет, товарищ генерал, – твердо сказал Муханов. – Учитель говорит правду.