Настоятель подозревал, что похитителей монаха следует искать среди нынешних политиков и авантюристов.

Еще около недели понадобилось Бурцеву, чтобы установить, кто такой этот Срубов, где он сейчас и чем занимается. В этот момент пришло указание дело по розыску Рафаила прекратить и сдать в архив. Но остановиться перед самым финишем Сергей не мог и поехал к генерал-полковнику Непотягову – такую фамилию теперь носил Срубов – по собственной инициативе.

Из мужественного и хладнокровного человека, каким он представлялся, офицер-ракетчик превратился в старого ворчуна, которому не нравилось в сегодняшней жизни все – от современной молодежной музыки, которую он, кстати сказать, слушал весь световой день, до политики и геополитики. По логике вещей Непотягов должен был горевать о разрушенной империи, и весь разговор бы тогда превратился в сплошное стенание, но он обладал подвижным и оригинальным умом. И было еще заметно, что он обрадовался появлению человека из спецпрокуратуры – никто, кроме детей и внуков, его не навещал, даже старые боевые товарищи, не ведающие, где он. За стариком до сих пор вели слежку, негласный надзор и фиксировали всякого, кто переступал порог его дома. Поэтому, едва Бурцев вошел и поздоровался – еще не показывая удостоверения и не представляясь, – генерал прижал палец к губам и включил катушечный магнитофон с четырьмя динамиками – вероятно, примитивное средство от прослушивания – и закрыл жалюзи на окнах. Динамики выдавали какой-то малоразборчивый, путаный диалог двух мужчин, вроде бы речь шла о рыбалке на прудах, и все это перемежалось идиотским смехом, торжественной речью диктора и аплодисментами.

Пустых разговоров Непотягов терпеть не мог, поэтому тут же и заявил:

– Ладно, раз пришел, не мудри, парень. Тебя же не стариковская жизнь интересует, а центр. Так что давай говори, отчего это Генпрокуратура вспомнила про меня.

Он уже был в том возрасте, когда имел право всем говорить «ты» и глядеть чуть сверху. Бурцев не стал выкладывать о каперанге Губском и свел свой интерес к центру и идее Удара возмездия.

– Ты не обижайся, прокурор, но я тебе так скажу, – предупредил хозяин и прибавил звук магнитофона. – Я русский офицер, и в нынешней сучьей, предательской политике хочу сохранить свою честь. Пусть эти курвы в погонах сдают государственные секреты и пишут книжки с откровениями – с них еще спросится, жизнь им предъявит счет. Извини, но от меня ты ничего не услышишь. Да, был кулак, было что подросткам из-за океана показывать. Теперь нету, продали на корню, как проститутки подставились. Система устрашения была гениальная и простая, как ремень в отцовских руках. Погоди, вот посмотришь, как они теперь распояшутся. Объявят себя диктаторами мира, а весь земной шар – зоной своих интересов. И будут держать у каждого берега по авианосцу. Это я не запугиваю, так и будет, потому что знаю.